|
— Какая жалость, что у вас нет теперь его письма! — проговорила Эмма, и меня глубоко растрогало ее горячее участие в моих бедах. По окончании моего рассказа Эмма сказала: — Отец желал бы поговорить завтра о вашем будущем. Вы достаточно хорошо себя чувствуете? Я ответил утвердительно и, оставшись один, поразмыслил о том, насколько более легким сделалось для меня бремя ответственности после того, как во мне принял участие сочувственный слушатель. На следующий день Эмма вошла ко мне в комнату вместе с отцом. Пока он придвигал стулья для себя и для дочери поближе к моей постели и торжественно усаживался, у меня мелькнула мысль, что он — единственный из членов семейства, к кому я не в силах питать безоговорочного расположения. Говорил мистер Портьюс холодно и напыщенно, а сидевшая рядом Эмма улыбалась мне, словно желая выказать сердечную теплоту, которую ее отец питал ко мне, не умея выразить ее внешне. — Моя дочь, — начал он, сложив вместе коротенькие толстые пальцы, — передала мне все, о чем вы ей рассказали, и я взялся поразмыслить, какие меры следует предпринять, дабы наилучшим образом оградить вас от лиц, могущих причинить вам вред. Для меня очевидно, что многое зависит от исхода различных тяжб, которые рассматриваются в канцлерском суде. Хотя, — добавил он с усмешкой, — будучи скромным адвокатом, я не имею доступа к тайнам суда лорд-канцлера. Посему я взял на себя смелость обратиться за консультацией к юристу-солиситору, мистеру Гилдерсливу, моему приятелю, которому я вполне доверяю, и изложил ему все ваши обстоятельства — разумеется, строго конфиденциально. — Вы очень добры, мистер Портьюс. — Вовсе нет, вовсе нет, — возразил мистер Портьюс, явно смущенный моей благодарностью. — Мистер Гилдерслив полагает, что вам как сироте (по крайней мере, в юридическом смысле) наилучшим способом защиты от махинаций других сторон явилось бы прямое обращение в канцлерский суд с просьбой об опекунстве. Обратиться в канцлерский суд! При одной мысли о возможности проникнуть в самое средоточие тайн, которые окутывали всю мою жизнь, меня охватило сильнейшее волнение. — Что я должен сделать? — Процедура, насколько мне известно, довольно простая. Вы попросту подтверждаете свою личность показанием под присягой — в данном случае устным, которое необходимо подкрепить показаниями свидетелей. Из числа тех, кого легко разыскать. — Но не кажется ли вам, мистер Портьюс, что мое положение наиболее безопасно, если мои враги считают меня умершим, а именно в это они и поверят, если я просто-напросто исчезну? — Совершенно неважно, что кажется мне, — сдержанно отозвался мистер Портьюс. — Мистер Гилдерслив полагает, что ситуация выглядит именно так, как я имел честь ее обрисовать. — Но каким образом они смогут отыскать меня теперь? Никто не знает, что я здесь. — Вы в этом уверены? Дочь сообщила мне, что предводитель банды, попавшейся вам в недостроенном здании в Нарядных Домиках, — тот самый человек, который много лет тому назад вломился к вам в дом. Можете вы гарантировать, что это всего лишь совпадение? А если нет, то не небезосновательна ли мысль, что этот человек является агентом ваших противников? В таком случае нельзя быть уверенным, что он снова вас не отыщет. Мне пришлось признать справедливость этого довода и согласиться, что самый надежный для меня выход — это предстать перед судом лорд-канцлера. |
