|
— И доказательство тому — твой рассказ о злых, несправедливых словах, которые она написала о моем дорогом папе. Еще одна новость: Эмма слушала меня часами, возмущаясь тем, что я рассказывал о поведении ее отца, и тут же в соседней комнате передавала ему все мои слова! — Твою матушку прискорбным образом ввели в заблуждение, — заметил дядя. — Мы разъясним тебе всю подноготную, как только ты окончательно выздоровеешь. — Тебе, должно быть, непонятно, каким образом могло выйти, — проговорила Эмма, — что ты с нами воссоединился. Как могло случиться, что из всех лондонских домов ты в поисках милости выбрал именно этот, а он оказался домом твоего давно потерянного неведомого дядюшки! Я выразил на лице недоумение. — Это воля Провидения, — вскричала тетушка. — Хвала Господу! — Да, Джонни, — подхватила Эмма. — Хоть это и кажется необычным, но к нашим дверям тебя привела простая случайность. Такое ожидаешь только в романах, да и то, если знаешь, что автор ленится придумать что-нибудь получше. Случайность? Нет, этому я не мог поверить. Если некий Автор и выстраивает мою жизнь, то я не в силах был подумать о нем так плохо. — Я очень скоро обо всем догадалась. Помнишь, как я вздрогнула, когда ты назвал свое имя «Клоудир»? — спросила Эмма. Я кивнул: мне вспомнилось, как я сказал, что это имя для меня — самое ненавистное. — Я тогда поняла, кто ты есть, потому что отец часто говорит о жене своего бедного брата и ее ребенке. О своих подозрениях я не смела заикнуться — боялась, как ты будешь потрясен, когда обнаружишь, что находишься в доме «врагов». — Я вспыхнул, а Эмма продолжала: — У меня не было оснований не верить мнению твоей матери. Но мы тебе все объясним: ты поймешь, где правда, и избавишься от страхов и недоверия. Помни, Джонни: у нас впереди уйма времени. — Нам пора уходить, Джонни устал, — вставила тетушка. — Да, мне хотелось бы уснуть, — сказал я. — Конечно, конечно, — заторопилась Эмма. — Поспи, а попозже я принесу тебе овсянки. Я остался один за запертой дверью, терзаемый страхами и сомнениями. Можно ли было верить тому, что семейство скрывало свое родство со мной из желания меня уберечь? Неужели матушка заблуждалась, когда писала мне о дядюшке? Необходимо было принять решение: если она права, то мне грозит страшная опасность; предположим, кодицилл представлен в канцлерский суд, и если ему дан ход, тогда единственным препятствием для унаследования Клоудирами (или все-таки Портьюсами?) имения Хафем является существование непресекшейся линии Хаффамов. Этим, несомненно, и объяснялось все то, что происходило в моем присутствии на заседании суда: факт кончины моей матушки был засвидетельствован с тем, чтобы утвердить мой статус наследника собственности Хаффама! И дабы удостоверить мою личность, упоминалось, что в приходских списках Мелторпа моим отцом был записан «Питер Клоудир». Таким образом, только моя жизнь мешала Сайласу Клоудиру немедленно вступить во владение поместьем! Более того, поскольку ему следовало меня пережить (а возраст его, надо думать, уже весьма преклонный), то его наследники — Эмма и мой дядюшка — должны с величайшим нетерпением ожидать подобного поворота событий. Неудивительно, что мистер Гилдерслив делал такой упор на состоянии моего здоровья! А мистер Барбеллион возражал против учреждения надо мной опеки в лице моего дядюшки! Какая удача, подумалось мне, что во сне мне было послано предостережение. |
