|
— Мистер Ноллот многозначительно добавил: — Я слышал, что вы с ним виделись. Я хотел это подтвердить, но слова застряли у меня в глотке. — Прошу прощения, — продолжал мистер Ноллот. — Но уверяю вас, что он не всегда был таким, как сейчас. — То есть? — По прибытии сюда он полностью владел всеми своими способностями. — Он был в здравом уме? — чуть не выкрикнул я. — Совершенно, — кивнул мистер Ноллот. У меня от сердца отлегло, когда я это услышал. Однако тут же до меня дошло значение сказанного: если он не был сумасшедшим, убивая дедушку, то, следовательно, совершил убийство. Однако если мистер Эскрит не кривил душой, уверяя матушку, что ее супруг не страдал психическим расстройством, были ли столь же правдивыми его слова о ссоре как розыгрыше? И если так, то, выходит, Питер Клоудир в самом деле невиновен? — Да, он был в здравом уме, — медленно проговорил мистер Ноллот. — Но душевный недуг его мучил. Он умолк, и я поспешил вставить: — Говорите смелее. Я знаю — знаю уже не первый месяц, что моего дедушку убил… — Голос мой пресекся. — Ваш отец? — вскричал мистер Ноллот. — Вы так думаете? Позвольте же мне снять это бремя хотя бы с ваших плеч. Ваш отец нимало не замешан в этом чудовищном злодеянии. Я никак не отозвался на эту фразу, поскольку в голове у меня мелькнула новая мысль: быть может, этот пожилой джентльмен и не agent provocateur,[2] подосланный доктором Алабастером, а просто-напросто безумец, преисполненный лучших намерений? Впрочем, следующие слова мистера Ноллота несколько развеяли мои подозрения: — Чувствую по вашему молчанию, что вы мне не верите. Да и с какой стати? Вот если бы у меня достало времени, чтобы все вам объяснить. Я уже сказал, что вашего отца вовсе не следовало сюда водворять. И этого не случилось бы — не заяви его отец и брат о невменяемости подозреваемого с целью обелить его перед большим жюри, дабы присяжные не постановили предать его суду. Но, разумеется, это была уловка, юридический трюк. — Да, — согласился я, — но этим предполагалось спасти отца от… от последствий признания его виновным. — Нет, — возразил мистер Ноллот с невеселой усмешкой. — Намерение состояло не в том, чтобы спасти его от виселицы, но в том, чтобы передать его под опеку отца, а затем заботам доктора Алабастера — участь, вероятно, похуже казни. Ручаюсь, что, дойди дело до суда, вашего отца никогда не признали бы виновным. Улики против него были крайне ничтожными, и судья соответственным образом наставил бы присяжных. Верьте мне: я это говорю как юрист. — Вы — юрист? — Да, поверенный в суде. Полагаю, вас удивляет, что знание законов не помогло мне самому избежать здешних стен. Дело в том, что законы и процедуры, касающиеся умопомешательства — в особенности применительно к канцлерскому суду, — начисто лишены логики, несправедливы и с легкостью могут быть перетолкованы в недобросовестных Целях. Подобно вашему отцу, я имел несчастье подпасть под канцлерский суд в качестве помешанного — горше судьбы и не представить, поверьте мне. — Но откуда вам так хорошо известна история моего отца? — По прибытии сюда он рассказал мне все — причем столь убедительно, что я ни на секунду не усомнился в его правдивости. |
