Даже у нас есть парочка, но без заряда. Лишь нанесенные на их поверхность странные символы указывают на магическое происхождение.

Вскоре эти двое господ прошли в другой конец зала, чему я был только рад. Ещё не хватало, наслушавшись этих бредней про магию, вспомнить свою юность. Как я с другими мальчишками грезил, что буду боевым магом.

А ведь Карл до сих пор мечтает им стать.

И именно поэтому периодически употребляет «Хэл». Сколько бы я раз не говорил, что увлечение подобной дрянью не доведет до добра, все бесполезно. Зато в своих видениях он и впрямь видит себя магом.

— Что сидишь тут один с кислой миной? — усмехнулся дядя, плюхаясь рядом со мной.

— Ты же прекрасно знаешь, что я терпеть не могу все эти приемы. Если б не его просьба, ноги бы моей тут не было.

Дядя был человек военный, и большую часть своей молодости провел в первых двух Восточных Военных Компаниях. В то время я был ещё совсем мальцом, и с дядей виделся не так часто, но в то же время он был мне ближе, чем отец. У Уоррена Торна, так звали дядю, не было собственной семьи, так что всю любовь он выплескивал на меня.

Мы часто ходили в походы, он учил меня драться и искусству владения мечом. Пусть мастерства ни в чем из этого я так и не достиг, но тех приемов, которым он меня обучил, хватало, чтобы разбивать носы местной детворе, когда те начинали задираться.

А вот про войну он говорить не любил. Я часто спрашивал у него, каково там, на поле боя, но он предпочитал отшучиваться. Однажды, устав от того, что он вечно юлит, я справедливо заметил, что военные друзья отца частенько рассказывают про битвы, на что мой дядя ответил весьма странную вещь.

— С радостью о войне говорят лишь два типа людей: те, кто почти её не видел, и те, кого даже людьми назвать сложно. Что же касается друзей твоего отца… Легко рассказыватьо битвах, за которыми наблюдаешь со стороны. Легко рассуждать за битвой муравьев, когда ты сидишь на вершине каменной башни.

В тот момент я не очень понял, о чем говорит дядя, но о войне больше не спрашивал. Сейчас же я понимаю и боюсь представить, что пережил этот человек, и как ему удается оставаться таким сильным и не унывающим.

— Ну, и как тебе твоя будущая супруга?

— Спроси что полегче, — фыркнул я. — Внешне вполне ничего. А по характеру… пока не знаю.

— Ну, даже если не сойдетесь, ничто не мешает тебе завести потом любовницу по вкусу, — усмехнулся он, толкнув меня локтем в бок, на что я лишь махнул рукой. Мне прежде стоит жениться, а уж потом думать о любовнице.

* * *

Конца приема я ждал как нечто чудесное, но даже когда мы сели в карету, и та покатила в сторону нашего дома, отец донимал меня своими наставлениями. Он искренне считал, что я тоже должен выстраивать семейные связи, и в ближайшем будущем начать активно заниматься делами семьи.

Разумеется, я пропускал все эти «лекции» мимо ушей, потому что, откровенно говоря, мне было все равно. Я ещё молод, поразмыслю об этом лет эдак через десять.

Дядя, который так же ехал в нашей карете, вставал на мою защиту, говоря, что у меня ещё есть время всему научиться, но в тоже время, весьма недвусмысленно намекал, что все-таки мне стоит прислушаться к отцу.

Может, разумом я и понимал, что они правы, но мальчишеская гордыня не позволяла признать их правоту.

Я ещё успею и влиться в дела, и всему обучиться. Так я думал…

* * *

Взрыв произошел неожиданно, и казалось, случился где-то под каретой. Следом наступила резкая, невыносимая боль, и я проваливаюсь во тьму.