— Да что ты знаешь о чести?

— Ну куда уж мне к вам, графьям…

— Какого хрена ты ведешь себя, как последний урод? Ты за счет кого решил крутость свою показать? Девчонки? Которая уши развесила и в рот тебе смотрела? Что она тебе сделала? Что? Отвечай.

Он еле стоял на ногах. Я понимал, что говорю в пустоту. Не знаю, сколько алкоголя он в себя залил и не подохнет ли сейчас от интоксикации. Он не мог сфокусировать взгляд, и я чувствовал, что его тело обмякает, а голова упала на грудь. Бл***. Ты что, надумал тут вырубиться? Еще чего. Я тебя быстро в чувство приведу. Схватив его под руки, потащил с сторону туалета. Открыл холодную воду и, обхватив пятерней голову Макса, наклонил ее прямо под ледяную струю. Он дернулся в моих руках, но я не отпускал, чувствуя его сопротивление. О… силы возвращаются, да? Сейчас и способность отвечать активируем. Он закашлялся, видимо, захлебнувшись водой, и наконец-то смог вырваться. Отдышавшись и сбрасывая с себя промокшую от воды куртку, повернулся ко мне.

— Ты что творишь, Граф? Вообще офонарел?

Смотрел на него, на его грудь, вздымающуюся от глубоких вздохов, руки, которые подрагивали от желания дать сдачу, и понимал, что на на меня все по новой накатило. Пришел в себя? Вот теперь поговорим. Я толкнул его в сторону стены, и он, отодвинувшись на несколько шагов, повертел головой, словно разминая, то в одну сторону, то в другую, молчал. Выжидал, сжимая челюсти и еле удерживаясь, чтоб не двинутся на меня.

— Это ты у нас, бл***, творишь. Ты, — толкая его в грудь. — Какого хрена тебе все это было нужно? — в миллиметрах от его лица.

Он прищурился, и отталкивая мои руки, ответил:

— Я что-то не понял, а ты тут каким боком? Мы сами разберемся…

— Ты уже наразбирался… Я видел, бл****, как ты разобрался… Никогда не думал, что моя сестра может выглядеть как уличная девка…

В его газах загорелся лихорадочный блеск, а руки сжались в кулаки. Наконец-то… Реагирует. Задело… видно, что задело, даже желваки заходили от злости. Вот то, что мне было нужно. Не получится, Макс, отмахнуться.

— Ты, Граф, за словами-то следи…

— А что, брат, правда не по зубам? Или ты девку в рваном платье, которую не соизволили даже домой привезти, по-другому назвал бы?

— Я не собираюсь с тобой это обсуждать… Это наши дела…

— Дела ваши, а приехала она ко мне. Не она приехала, а тень ее. Какого хрена ты к ней полез? Знал же, что вышвырнешь… знал, что сломаешь… — отпустил его, отнимая руки, и на несколько секунд замерев, не разрывая зрительный контакт, продолжил, — Макс, неужели ты такая мразь… черт… как я мог в тебе так ошибаться…

Он присел на корточки, упираясь о стену и, сжав пальцами переносицу и вытащив из кармана промокшую зажигалку, из которой так и не удалось высечь искру, со вздохом сказал:

— Вышвырнул… потому что надо так… Граф, не лезь в душу… Так надо… и все тут…

У него даже голос осип, и звучало в нем что-то… сожаление? Горечь? Он голову в сторону отвернул, чтоб в глаза не смотреть.

— Граф, как она?

Этот вопрос… такой простой и банальный, только прозвучал он иначе. Это не интерес, не дурацкая дежурная фраза, просто ему не все равно. И осознание этого — как глоток воздуха. Что не ошибся. Что не плевать ему, что сидит, заливается алкоголем, потому что хреново. Потому что на душе мерзко. Об этом не нужно было говорить — это чувствуешь, читаешь между строк обычных на первый взгляд слов.