Страх, бл***. Она за него испугалась. За него, не за себя.
— Андрей… я прошу… не надо… не надо ничего… со мной все в порядке…
Я еще сильнее впился пальцами в ее плечи и увидел, как она скривилась. Так, словно каждое прикосновение к коже причиняет боль. Только я не мог остановиться. Раньше надо было думать.
— Что значит в порядке? В порядке… Приезжать домой в разорванном платье — это по-твоему нормально? Пойдем в дом, нефиг тут зрителей радовать…
Она мотнула головой и с горечью произнесла:
— Да плевать мне на всех… плевать… на все плевать теперь…
— Зато мне не плевать. Хоть у кого-то мозги на месте остались. Хотя я уже и сам начал в этом сомневаться. Сколько это все длится?
— Какая разница, Андрей? Что это изменит?
— Да, ты права, ничего. Просто интересно стало, давно ли вы оба меня за идиота держите, зажимаясь по углам, как подростки?
Меньше всего мне хотелось дожить до того момента, когда бы я разговаривал с ней вот так. Умом понимал, что все взрослые люди, что каждый сам решает, как ему жить, но страх за нее, желание оградить от боли и разочарования диктовали свои правила. Потому что я знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Ничего, кроме разбитого сердца, слез в подушку, сломанной судьбы и расколовшейся на части семьи.
Дарина смотрела мне в глаза, бледная, замученная, истерзанная, отвечая на мои выпады, словно принимая удар за них двоих.
— Ничего не было… до этой ночи… Он не хотел, отталкивал… Это все я… я хотела… я, понимаешь?
Дьявол. Я не хочу этого слышать. Не хочу, мать вашу. Что угодно, только не это. Соблазнил… обманул… совратил — но не вот это ее "Я сама." От этих слов я разъярился еще больше. Ладно она — наивная дурочка, которые так часто увлекаются плохими парнями, но Макс. Он чем думал? Понятно, чем…
— Хреново не хотел, значит. Боже мой, Дарина, что ты творишь? Ты вообще понимаешь, что ты делаешь? Защищаешь… Защищаешь того, кто тебя просто использует.
Я знал, что это больно. Как удар наотмашь. Правдой… жестокой и острой. Да, она знала. Потому что будь по-иному — она не ехала бы сюда на такси, одна, в разорванной одежде и такой же потрепанной душой. Он просто выпроводил, дал уйти, получив то, что нужно. Наплевав на все… Никаких тормозов. Собственное эго потребовало очередной жертвы, и гори все синим пламенем. Дарина опустила голову, упираясь лбом в мое плечо и, всхлипнув, прошептала:
— Андрей, мне плохо, я так устала… Мне очень плохо сейчас…
В ее голосе — столько боли, что я не знал, чего во мне больше — желания ее пожалеть или выдрать сердце Максу. И на нее злился, что дура такая, что повелась на мишуру эту яркую, поверила в чувства, которых быть не может, но вот это ее "мне очень плохо" просто взорвало меня изнутри. Это на самом деле чертовски сложно — раскрыть перед кем-то свою слабость. Показать свою беспомощность. Никакой брони, делай что хочешь. Решай. Хочешь добить — добей, хочешь — выброси, хочешь — забери. Это доверие. В чистом виде.
— Конечно, плохо. Ничего хорошего и быть не могло. Как ты могла быть такой слепой? Не нужна ты ему, и никогда не будешь нужна… Вот и все… — обнял ее крепко, почувствовав облегченный вздох, пока мы приближались к порогу дома.
— Люблю его, понимаешь? Как дура люблю… Никого больше не хочу, Андрей… Жить не хочу…
Как же тяжело… не от своей боли, от ее. Понимал все, помнил, каково оно — резаться осколками мечты, которую только что держал в руках. Они впиваются в кожу остротой потерянного счастья, которое продолжает сверкать всеми цветами радуги. |