Выслушивать исповедь униженного и оскорбленного не было никакого желания, но сейчас я понимал, что могу получить гораздо большее, чем слезливый рассказ. Он поник, словно прогибаясь под каким-то немыслимым грузом, который враз стал в сто крат тяжелее. Он повернулся ко мне, на его лице отобразился отпечаток разочарования и усталости.

— Вот то, что Вам нужно… Возможно, Вам удастся прекратить наконец-то мучения этой ни в чем не повинной девочки. Я столько лет наблюдаю за ней… она талантливая, — его рассказ время от времени прерывали тяжелые вздохи, — она рисует… замечательные рисунки… Не знаю, почему они так поступают с ней…

— С таким отцом лучше быть сиротой, я согласен, — я поддержал разговор, так как внутри у самого что-то сильно укололо.

— А мать-то чем лучше? Я даже не знаю, кого из них больше ненавижу…

— Мать? Вы знаете ее мать?

— Лучше бы не знал, поверьте. Понимаете, я человек маленький, что я могу в этой жизни… Да и сразу прижали меня, чтоб лишних вопросов не задавал… Только не могу я больше, — он сцепил зубы, даже лицо стало другим — не таким ничтожным. Так бывает, когда тело как будто освобождается от невидимых кандалов, когда ощущаешь во рту вкус облегчения, а принятое решение наполняет какой-то невиданной силой. — Не могу и не буду. Год за годом в вечном страхе и прячась от угрызений совести… Будь что будет.

— Что с матерью? С чего ты взял, что это мать? Может, любовница Беликова… очередная.

— Да как же… мать, конечно… Татьяна… Породистая такая, зеленоглазая… Адвокатша…

Я пока не мог сообразить, как все эти куски собрать воедино, чтобы увидеть полную картину, и понял, насколько верным было решение приехать сюда сразу же. Моего визита никто не ожидал, ни сам докторишка, ни тем более Беликов, а эффект неожиданности всегда застает врасплох. Когда человек не готов к ситуации, он выдает истинные эмоции и действует импульсивно.

— И часто ли она сюда приезжала и какие указания давала?

— Да не часто… какое там часто… и то, чтоб проверить, что исправно лекарства даем… Ни слова ласкового не скажет, ни обнимет… Знаете, я повидал всякого, и смерть видел, и горе человеческое, отчаяние от утрат, которое людей подкашивает, но… нет ничего страшнее равнодушия.

Я начал напряженно соображать, пытаясь понять, какой вариант будет самым удачным. Вывезти отсюда посреди ночи Ксению — все равно что перечеркнуть весь план, который мы с Максом разработали. Татьяна, оказывается, та еще сука, падальщица под шкурой жертвы. Только с ее разоблачением придется пока помедлить, вначале Макс должен выудить у нее то, что нам нужно.

— Значит так, девчонка остается здесь, прекращай ей всякую дрянь давать, и, главное — молчи. Я своих людей в поселок прислал, не бойся ничего. Мы поможем, прикроем, с Беликовым я позже решу все. Лишнее вякнешь — не только себя под пулю подведешь, все ясно?

— Да… конечно ясно… Теперь мне уж точно терять нечего… Если не вы — так он… Девочке только помогите… Хорошая она.

Я оставил его в кабинете, в который раз убеждаясь, насколько лживой может быть оболочка. Не только у людей, но и у картинок, которыми они прикрывают собственное гнилое нутро. Я набрал номер Макса и, дождавшись пока он поднимет трубку, сразу перешел к главному:

— Макс, я только что из больницы. Решил тут все. Насчет Татьяны — она не та, за которую себя выдает… Не телефонный разговор, просто имей это в виду.

ГЛАВА 11.