— Рядом сидит, шампанское пьет, слезы по щекам размазывает. Думала, ты умер. Изрыдалась вся, даже мне жалко стало. Как думаешь — утешить или пусть плачет?

— Пусть плачет. Целее будет. Привет передавай. Умирать пока не собираюсь. Давай, дорогой, тут псы твои рыскают — мне пора.

Глянул на бирку, пришитую к камуфляжной куртке охотника:

— Свиридов Н. С. просит заказать панихиду за упокой его души.

— Ты правила игры нарушил, дорогой — с раздражением сказал Ахмед.

— Ну что ты? Разве в твоих правилах говорилось, что я не могу по дороге найти оружие и использовать? Или не говорилось, что она без правил?

— Смотри, чтоб и я свои не нарушил, Зверь, и слегка не потрепал твою девочку.

— Ахмед, я же выберусь и сам лично тебе глаза вырву голыми руками. Ты знаешь — слов на ветер не бросаю.

— Ты сначала выживи.

— А ты сначала похорони меня, а потом правила свои нарушай. Пока я жив, не дергайся, иначе я эту охоту превращу в твой личный апокалипсис.

— Ты, главное, не нервничай, Зверь. По сторонам смотри и молись. Твой апокалипсис намного ближе, чем мой.

— Ну ты так не обольщайся — ведь я уже добыл военные трофеи. Например, ружье Свиридова Н.С. Как думаешь, насколько быстро начнут редеть ряды твоих охотников и игроков?

Отключил рацию и сунул за пояс. Обыскал карманы охотника, нашел пачку сигарет, зажигалку, коробку с патронами и лейкопластырь с бинтом. То, что доктор прописал. Перебинтовав руку, я поднял ружье и побежал в лес. Вот теперь поиграем и поохотимся. По моим правилам.

ГЛАВА 17. Дарина

— Значит, не знаешь его?

Ахмед откинулся на спинку стула и закинул в рот маслину, медленно жевал ее, глядя мне в глаза, потом выплюнул косточку в кулак и бросил ее в тарелку. Он молчал довольно долго и пристально меня рассматривая, как под лупой, и совсем не так, как час назад. Я бы даже не назвала это интересом, а скорее едким любопытством. Больное любопытство с лихорадочным блеском в зрачках.

После начала игры он увел меня в дом, в огромную комнату с экранами на стенах и стеклянным столом посередине. Вычурная роскошь и белоснежность этого дома мне не нравилась, и я нервничала только от этого цвета. Мне казалось, что под краской и обоями — гниль с трухой, как в вонючей яме или пересохшем колодце, который замаскировали очень тщательно и умело. Страх за Макса моментами накрывал меня паническими атаками безумия, и я начинала дрожать, как от озноба, в тот же момент покрываясь каплями пота. В такие моменты больше всего сводит с ума бессилие. Я ничего не могу сделать… да и не смогла бы. Это не моя игра, а гонка на выживание, где жизни нас обоих зависела только от Макса. И я молилась… да, я молилась, чтобы мой Зверь оказался самым жестоким и страшным из всех. Потому что здесь нет места жалости. Или он их, или они его. С каждой секундой все больше понимала, во что ввязалась и чем это может закончится. Я никогда себя не прощу, если…

— Ты глухая? Откуда знаешь Зверя?

Наконец, я все же ответила, стараясь не смотреть в эти страшные глаза, которые напоминали мне змеиные. Он словно раздумывает, стоит ли отравить меня ядом и сожрать, или пока повременить.

— Не знаю. Я вообще всех вас впервые вижу.

Он усмехнулся и, взяв еще одну маслину, протянул мне, но я отрицательно дернула головой, сильно сжимая свои плечи и глядя на шипящие экраны. У меня не хватало силы воли попросить включить изображение, а он и не торопился, потому что то и дело поглядывал на экран своего планшета, следя за игрой именно там. В этот момент раздался треск в его рации, и Ахмед вышел с ней на веранду, плотно прикрыв за собой дверь.