Сыровяткин знал, что Толстоногов имеет склад мыслей скорее религиозный, но не до такой же степени! Он пытался образумить пристава, предложил чашку чаю или рюмку водки, но Толстоногов ничего не слушал, а требовал немедленно следовать за ним, иначе он тут прямо на пороге умрет от разрыва сердца. Видя такой оборот, Сыровяткин оделся и последовал за своим подчиненным.
Около градской больницы творилось что-то неладное. Толкались заспанные городовые, причем старались держаться кучкой. Главный врач больницы Дубягский, после принятия банки чистого спирта, пребывал в окончательно непотребном состоянии, его посадили на лавку и оставили в покое. Тут же на соседней лавке лежал Управляющий городом Антонов, громко и безнадежно воя, а рядом с ним метались врач и санитар.
Сердце Сыровяткина защемило, когда все присутствующие уставились на него, ожидая приказаний. Что приказывать, Сыровяткин понятия не имел. Он потребовал кого-нибудь, кто мог внятно объяснить, что тут произошло.
Холодный рассудок сохранил только врач Затонский. Оставив лежащего Антонова на попечение санитара, он кратко изложил Сыровяткину причину всего переполоха.
Полицмейстер выслушал и подумал, что врач тоже слегка свихнулся, не иначе. Но захотел убедиться лично, что он один тут не сумасшедший.
— Где… это… самое… Показывайте!
Врач кивнул, на что следует обратить внимание. Сыровяткин не сразу разглядел нечто в темной накидке. Делать было нечего, положение, так сказать, обязывало. Задержав дыхание, Сыровяткин подошел к фигуре, вежливо кашлянул и обратился строгим тоном: «Мадам!»
Фигура не ответила, лишь складки плаща слегка качнулась. Поставленный в безвыходное положение Сыровяткин шагнул вперед и взглянул туда, где не было плаща. Взглянул и сразу зажмурился. То, что предстало перед ним, было столь ужасно и мерзко, что никакой водкой воспоминание об этой минуте из памяти не стереть. Сыровяткин подумал, что эта картинка будет преследовать до последних дней его грешной жизни. Держа себя в руках, он приблизился к затихшим подчиненным и гаркнул изо всех сил:
— Убрать! Немедленно убрать!
— Куда убрать? — резонно спросил Затонский.
— Куда хотите! Немедленно! Вы больница или конюшня? Немедленно принять ее… эту… Чтобы она не того… Толстоногов, помогай, чего стоишь! Исполнять!
Начальственная команда произвела целительный эффект. Пристав ожил, городовые задвигались, и все вместе кое-как принялись исполнять приказание. Толку от этого было мало. Никто из взрослых мужиков не решался прикоснуться к тому, чтобы было укрыто накидкой. Сыровяткину пришлось рявкнуть в другой раз, чтобы за дело взялись Затонский и санитар. Оставив Антонова на лавке, медики убрали страшную находку с глаз долой.
Надо было что-то делать, но что именно, Сыровяткин не представлял. Инструкций на такой случай не имелось. Как поступать с живыми или мертвыми, он представлял. Но в этом случае… Полицмейстер быстро сообразил, что его сил для расследования недостаточно, а потому побежал сообщать в столицу, просить о помощи и поднимать на ноги сразу Департамент полиции. Раз уж городская власть не в состоянии принимать решения, а валяется на лавке и только воет.
Заснуть в эту ночь Сыровяткин не мог. Перед глазами вертелось увиденное. Он вернулся к больнице, где поставил дюжину городовых из имевшихся в его распоряжении двух десятков, и сидел на лавке до утра. Усталости он не чувствовал. А когда увидел, как по дороге к больнице стремительно приближается полицейская карета с двумя пассажирами, впервые ощутил слабое облегчение.
Из коляски вышел плотный молодой господин с роскошными усами и другой, неприметный в черном костюме. Тренированный глаз полицмейстера примерно угадал роли. Тем более черный, как он окрестил меньшего, старался держаться незаметно. Сыровяткин поспешил к крепышу, отдал честь, представился и даже, на всякий случай, вытянулся по струнке. |