— Ванзаров, сыскная полиция.

Эту фамилию полицмейстер слышал, что-то такое доносили полицейские сплетники. То ли лучший сыщик столицы, то ли известный интриган-выскочка из министерства. Да какая, в сущности, разница.

Черный господин предпочел держаться в отдалении, ограничившись кивком. Полицмейстера и это устраивало. Главное, что забота теперь легла на столичных господ. А его уже дело маленькое.

Ванзаров окинул взглядом городовых, топтавшихся на некотором отдалении.

— Это зачем?

— Произвели оцепление, — ответил Сыровяткин.

— Зачем понадобилось оцепление?

Внятного ответа у полицмейстера не было: нельзя же сказать, что ему надо было хоть что-то предпринять.

— Место преступления находится здесь?

— Никак нет…

Сразу давить на местную полицию Ванзарову не хотелось. Еще могла пригодиться.

— Раз так, значит, так… — примирительно сказал он. — Куда поместили тело?

— Тело? — удивленно повторил за ним Сыровяткин. — Какое тело?

— Тело жертвы, — как можно мягче сказал Ванзаров. — Надеюсь, оно в мертвецкой?

— Никак нет, на второй этаж поместили.

— У вас мертвецкая на втором этаже находится?

— Зачем же мертвецкая на втором, — проговорил Сыровяткин, чувствуя, как взгляд Ванзарова буравит ему лоб. — У нас, это, как принято…

— Полицмейстер, куда жертву дели?

— На койку определили…

— Она что, жива?

— Предположительно… — сказал Сыровяткин, холодея спиной.

Ванзаров вопросительно посмотрел на господина в черном. Тот дал понять, что удивлен не меньше, а сведения, которые были в его распоряжении, переданы в точности.

— Значит, второй этаж, — сказал Ванзаров, направляясь в больницу.

Сыровяткин покорно следовал за ним.

9. Некоторые чудеса медицины

Градская больница Павловска и отдаленно не походила на храм медицины. Скорее, на памятник скудным средствам, выделяемым на народное здравие. Стены, по обычаю нашей страны выкрашенные неопределенного цвета краской, облезлые потолки и скрипящие половицы коридора. Зато лестница была каменной и прочной, хоть вся в щербинах и ямках.

На втором этаже в коридор выходил ряд дверей, помеченных номерами. У дальней стены на шатком стуле сидел господин расплывшегося вида. Мутный взгляд его блуждал в необозримых высях, пенсне держалось под острым углом, а бороденка торчала репейником. Ворот рубашки был широко распахнут, галстук повязан кое-как, а брюки измяты до удивления.

— Главный врач Дубягский, — подсказал Сыровяткин. — Сильно переживает произошедшее.

Запах от переживаний ощущался издалека. Рядом с больным врачом держался мужчина в относительно белом врачебном халате, тесемками завязаннном на спине. Голова его была выбрита до синевы, нос слегка подбит, а щеку поддерживала повязка, что говорило о непроходящей зубной боли.

— Санитар Шадрин, — с презрительной интонацией сказал Сыровяткин. — Я приказал ему остаться в качестве свидетеля.

— Благодарю за предусмотрительность, — ответил Ванзаров.

Полицмейстер забежал вперед, открыл дверь палаты № 6, предпочтя держаться позади. В палате имелось большое окно и четыре кровати. Три из них были застланы казенными одеялами.