— Ты добиваешься всего, чего захочешь?
Генрих виновато поморщился:
— Увы, да. Тебе не нравятся самоуверенные наглецы?
— Мне симпатичны победители…
Они провели ночь в парадной спальне, где на каминных часах танцевали под хрустальный перезвон фарфоровые пастушки, а в распахнутую балконную дверь залетал ветерок из сада, пахнущий медовыми сливами и сеном. Генрих был так нежен, опытен и жаден, что вернул Снежину к её первым любовным ночам, проведенным в горном отеле с Мирчо. «Вот ты и попалась, Снежная королева!», — сказала себе Снежина, проснувшись в обьятиях крепких, не желавших выпускать добычу рук.
Весь следующий день Генрих вел себя так, словно стал приближенным венценосной особы. Снежина ждала признаний и просьб о дальнейших встречах.
— Завтра я уезжаю. Я желанный гость на аукционах всего мира, самых серьезных аукционах. В Париже выставляются акварели Сезанна. — Глаза графа сверкали азартным блеском.
— Ты купишь их… Бедные акварели… Ведь на следующий день ты забудешь о них и будешь выслеживать что-то другое… — Снежина поняла, что к женщинам граф относится точно так же, как к лотам на престижных аукционах — он азартно вырывает добычу из рук соперников и тут же устремляется к новым победам. Она очаровательно улыбнулась. — Ты подарил мне потрясающий уик-энд. Не плохо гульнуть перед свадьбой.
— Ты собралась замуж?
— Пора… Мой избранник до отвращения красив и молод. Восходящая оперная звезда. Бельканто. — Она назвала гремевшую в Европе фамилию болгарского певца.
Генрих промолчал. Снежине показалось, что она услышала хруст с силой стиснутых пальцев. Они расстались как люди, доставившие друг другу удовольствие, но не рассчитывающие на дальнейшие отношения.
Через неделю граф Флорентайн прибыл в Софию. В соответствии с правилами хорошего тона он попросил у родителей Снежины руки их дочери. К Рождеству Снежина Иорданова стала графиней Флорентайн. Генрих предъявил лишь одно условие: на полгода она бросает сцену и вместе с Софи живет в замке.
— Дальше ты решишь сама, как должна поступать. Учти, мы можем создать в поместье свой театр. Ты станешь и режиссером и звездой его труппы. Я могу пригласить из Италии хорошего учителя живописи или пения. Ты вольна выбирать для себя хобби. Основная профессия Ины Флоренштайн ныне определена — графиня.
Тогда это полушутливое заявление Генриха не очень понравилось Снежине. Она полагала, что не сумеет жить без сцены, без коллектива, аплодисментов… Но когда через полгода Снежина приехала в Софию, чтобы провести пару недель с родителями, пообщаться с друзьями, оказалось, что она тоскует по своему поместью. А театр — с его бесконечными интригами, завистью, засилием молодых выскочек — вовсе не предел мечтаний. К тому же, пора театрального расцвета явно осталась в прошлом. Жители Болгарии гоняли по «видакам» американские фильмы и смотрели спутниковое телевидение. У театральных касс очереди не выстраивались.
— Какое счастье, дочка, что ты вовремя спаслась с тонущего корабля, сказал отец. — Как ни печально признавать, но театр сегодня мало кому нужен. Ты видела пустой зал? Ах, ты ещё не играла перед пустым залом? — Его глаза, легко наполнявшиеся слезами в трагических ролях, смотрели сухо и зло. — Это хуже, чем смерть…
… Вскоре Снежина родила графу наследника — Арнольда-Генриха Флоренштайна. В поместье на крестины прибыли болгарские бабушка и дед, и задержались надолго. Снежина похорошела, помолодела, и в компании своих детей — одиннадцатилетней Софи и голубоглазого блондинчика Арно — выглядела потрясающе. Глава семьи охотно фотографировался для светской хроники и благодушно улыбался сочинениям «писак», которых прежде держал от себя на расстоянии пушечного выстрела. |