Аккуратно замотанная повязка скрывала рану. И боли не было почти – пощипывало лишь немного. Сколько же пролежала я без памяти? День, два? Почему испугалась ожога пустячного? Чай, в рабстве и посильней увечили… Видать, отвыкла от боли, зажирела да раздобрела, саму себя жалеючи…

Веки налились тяжестью, сами собой вниз поползли, вновь окунули меня в сладкую дремоту.

– Я же говорила – встанет она, и ожог заживет! – раздался надо мной Неулыбин голос.

– Ох, старуха, кабы не болезнь ее – не руку бы я тебе сломал – шею свернул! – Это Оттар, не иначе…

– Ну и дурак бы был… – беззлобно отозвалась Неулыба – Она мужа, может, от смерти сберегла, с моей руки легкой.

– Какой смерти?

– Не знаю! Ведаю одно – теперь тому подлецу, что Вассу утянул, вдвое тяжелей будет. Васса Эрика дождется, а значит, придется злодею дело не с одной упрямицей иметь, а с многими. Да еще и с волхом, ему богами предназначенным…

– Не понять тебя… – Оттар бережно смочил мои губы мокрой тряпицей. – То ли заговариваешься, то ли впрямь такая ведунья, что до самого Асгарда зришь…

– Какого Асгарда? – смутилась Неулыба.

– Асгард – городище урманских добрых богов, – отозвалась я, по‑прежнему не открывая глаз. Хорошо было лежать, слушать заботливые голоса, чуять на своих губах нежную влагу…

Оттар довольно заурчал, а Неулыба склонилась ко мне, зашептала, обдавая чесночным запахом:

– Этот ворог чуть не убил меня! Понять не мог, почему ты к себе головню горячую прижимаешь и ему не отдаешь… Ты‑то понимаешь хоть, что смогла до Вассы докричаться, лишь со смертью рядом пройдя? А он думал, это я тебя околдовала… Ринул так, что руку сломил. Верно, и до лета не приживется… А все‑таки спас он тебя – из рук самой смерти выдернул. И ребеночка твоего спас. А Олег твой…

– Знаю… Все знаю…

Я и впрямь знала. Легко было на сердце – значит, отошла от мужа скорая беда. Ради этого я бы вся в пекло залезла – не то что грудь спалила…

И еще чуяла – нечего мне Олега на этой земле искать – не добраться мне до него, не долететь, не докричаться… Все мы идем дорогами, богами проторенными, и неведомо никому, в какие края те дороги ведут… У Олега, знать, своя дорога, и я на ней не подмогой ему буду – грузом тяжким…

– Полежишь, очухаешься, и к дому пойдем. Там долечим тебя. – Оттар приблизился. Пол засипел под грузным воем. – Я этой старухе не верю…

Я открыла глаза. С трудом, а открыла… Странное было что‑то в Оттаровом голосе – будто говорил он, но сам себе не верил… Закружились надо мной в хороводе лица. Неулыба, Оттар, опять Неулыба… Потешно…

– Зато я верю! – сказала твердо. Верней – хотела твердо, а вышло, словно цыпленок пропищал…

– Здесь, что ли, останемся?! – возмутился Оттар. Неулыба под его плечо пролезла. Рука знахарки по локоть была тряпицами замотана да к тонкой дощечке прикручена. А ведь самой ей такую не выстругать…

Да и привязать не смогла бы толком. Оттарова работа… Коли друг другу в малом помогать стали, то и в большом разберутся. А мне какая разница – где Олега ждать? Здесь ли, в Новом ли Городе… Главное – уцелел бы, выжил в борьбе со злом неведомым, вернулся бы…

СЛАВЕН

Что бы ни говорили люди, а вдалеке от родной земли не шел ко мне сон и мучили дурные предчувствия…

Княгиня обихаживала меня, словно боярина, – кормила, поила, ластилась кошкой домашней, коготки спрятавшей, а ближе к ночи одним жестом отослала от себя всех и поманила меня на мягкое ложе.