А вот незнакомец вздрогнул от волчьего воя, повел зябко плечами, поежился… Или это только показалось Дивьяну?

      Затем он услышал вопрос на незнакомом лающем языке. Отрок отрицательно покачал головой — не понимаю. Незнакомец снова повторил вопрос, с явной угрозой вытащив из ножен кинжал. Тот же результат. Подумал немного, потом спросил по-славянски:

      — Далеко ли ваши?

      Уж конечно же его не интересовал сам Дивьян, куда больше был интересен род. Ну а род у парня был уже в пределах недосягаемых.

      — Далеко, — подобрав нужное слово, ответил наконец отрок. — В той стороне, откуда обычно не возвращаются.

      — Загадками говоришь, — поиграв кинжалом, нахмурился незнакомец. Голос у него был какой-то странный, слишком уж тонкий, такой больше подошел бы девке. Он хотел еще что-то спросить, но передумал. Ходил нервно около очага, посматривая на горящее пламя. Видно, прикидывал: хворост уж догорал, у стены осталось охапки две — хватит ли на ночь? Он нагнулся за ветками, так неловко и быстро, что слетела с головы шапка… Длинные золотистые волосы рассыпались по плечам. Незнакомец резко обернулся… Миловидное лицо, чуть припухлые губы, глаза, большие, блестящие, синие, как весеннее небо. Девка!

      — Что смотришь? — Подобрав шапку, девица усмехнулась. — Иль не боишься боле?

      — Чего мне тебя бояться? — хмуро отозвался Дивьян и не удержался, спросил, кусая губы: — Не твои ли разграбили нашу усадьбу?

      — Какую усадьбу? — Девчонка округлила глаза. — Не грабила я никакой усадьбы. Да и не с кем… — Она вдруг тяжко вздохнула и словно пожаловалась: — Одна я.

      Отрок недоверчиво шмыгнул носом. Ага, одна… В глухом лесу, где только лешие бродят да такие неприкаянные охотники, как он сам. Рассказывай сказки!

      — Не веришь, — грустно кивнула дева. — Ну и не верь, больно надо. Ты ведь не варяг, местный? Не знаешь ли здесь поблизости старика Конди?

      — А что тебе до него? — Дивьян зло ощерился. Девчонка словно не замечала его злобного взгляда.

      — Старик Конди — дальний родич ладожского Вячки-весянина, — пояснила она. — А он, Вячко, с моим дядькой Онфимом побратимы. Знаешь в Ладоге кузнеца Онфима Лося? Нет? Да ты что? Онфима всякий знает!

      Дивьян молчал. Слыхал он от Конди про Вячко, родича дальнего, да так, особо не прислушиваясь. Да не врет ли девка? Вдруг не из Ладоги она, а пришла с колбегами, теперь вот сидит, зубы заговаривает?

      Жарко вспыхнул в очаге хворост. Девчонка, расстегнув пояс, сбросила на лавку полушубок, оставшись в заправленной в меховые штаны коричневой рубахе из толстой шерсти. На шее блеснуло ожерелье из бронзовых ромбиков… А ведь, похоже, не врет. Такие ромбики славяне-венеси любят… примерно так же, как весяне — уточек.

      — Жара, — снимая меховые штаны, неожиданно улыбнулась девушка. — Вчерась упарилась в них по лесу шастать. С Куневичского погоста иду, тамошние сказали, увидишь за болотом избушку, там и озерца, а за озерцами — недалеко и до Шугозерья. Там ведь усадьба Конди?

      Дивьян молчал, уставившись взглядом в огонь. Девчонка оказалась ладная — красивая, проворная, стройная и — видно, что сильная.