Вы понимаете, о чем я говорю? — сказав это, он наконец ушел.
Гардома не сразу пришел в себя. Когда он смог говорить, он произнес:
— С каждым разом он раздражает меня все сильнее. Он низкий и лживый…
— Сильный и хитрый парень, — сухо сказал Лаки. — Очевидно, один из его приемов — намеренно говорить вещи, которые почти наверняка разозлят противника. А рассерженный противник уже почти беспомощен… Бигмэн, это для тебя. Нельзя кидаться на каждого, кто намекает, что росту у тебя неполных шесть футов.
— Но, Лаки, — вскричал крошечный марсианин, — он сказал, что у меня гормональная недостаточность!
— Тогда дождись подходящего момента и убеди его в обратном.
Бигмэн недовольно ворчал и стучал кулаком по твердому пластику своих серебряно-красных, высоких, до бедра, сапог (тех красивых высоких сапог, какие носят только деревенские мальчишки на Марсе, и без которых не может обойтись ни один из них. У Бигмэна была дюжина таких сапог, одни ярче других).
— Что ж, заглянем к доктору Певералю, — предложил Лаки. — Он возглавляет обсерваторию, не так ли?
— Весь наш Дом под Куполом, — ответил доктор. — Вообще-то Певераль стареет и мало с нами общается. Я рад сообщить вам, что он ненавидит Уртейла так же, как и все остальные. Но сделать ничего не может. Он не может бороться с сенатором. Хотел бы я знать, может ли с ним бороться Совет Науки? — мрачно закончил он.
— Думаю, да. Итак, не забудьте, я хочу повидать Майндса, когда он проснется.
— Хорошо. Будьте осторожны.
Лаки с любопытством уставился на него.
— Осторожен? Что вы имеете в виду?
Доктор Гардома вспыхнул.
— Просто так. Я всегда так говорю. Я ничего не имею в виду.
— Ясно. Что ж, мы еще увидимся. Пошли, Бигмэн, и хватит хмуриться.
Доктор Ланс Певераль пожал им обоим руки с энтузиазмом, который трудно было ожидать от столь пожилого человека. Его темные глаза горели интересом и казались еще темнее из-за белых бровей. Еще пышные волосы сохранили свой естественный цвет и не приобрели серого металлического оттенка. Морщинистые щеки, над которыми выделялись острые скулы, выдавали его возраст.
Он говорил медленно и спокойно.
— Мне жаль, джентльмены, очень жаль, что столь неприятное происшествие случилось так скоро после вашего прибытия в обсерваторию. Я в этом виноват.
— У вас нет оснований обвинять себя, доктор Певераль, — ответил Лаки.
— Это моя вина, сэр. Я мог быть на месте и встретить вас, как следует, но мы изучали один совершенно особенный протуберанец, и я оказался не в силах пожертвовать профессиональным интересом ради соблюдения правил гостеприимства.
— В любом случае, мы вас прощаем, — сказал Лаки и с удивлением взглянул на Бигмэна, который с открытым ртом внимал величественному потоку слов, льющихся из уст старого ученого.
— Я не жду прощения, — ответил астроном, — но мне приятно, что вы так говорите. Я отдал распоряжение, чтобы для вас приготовили помещение, — он взял обоих за руки и повел по хорошо освещенным, хотя и узким коридорам. — У нас тут тесно, особенно с тех пор, как прилетел доктор Майндс со своими инженерами, и — и другие. Думаю, вам будет приятно освежиться и, наверное, выспаться. Вы, конечно, проголодались — еду вам пришлют. Завтра у вас будет достаточно времени, чтобы встретиться со всеми как подобает, а заодно рассказать нам о цели вашего прилета. Для меня достаточно знать, что вас прислал Совет Науки. Мы устроим банкет в вашу честь.
Они шли по коридору, который постепенно спускался вниз, к центру Меркурия, туда, где находились жилые помещения. |