Круто он завернул. Ничего не скажешь. Ответный удар был достоин того, чтобы узнать, в чем же, собственно говоря, дело. Те, кто только что воротили в сторону от Михалыча носы, теперь смотрели сочувственно на него. Главный режиссер обвел киногруппу победным взглядом и сказал:

– Ты хотела меня отравить! Я заявление в прокуратуру отнес и анализы, между прочим, сдал. А свидетелей, как ты меня пирожками угощала, море. Не торопись, не уезжай. Может быть, на казенной машине добросят.

Оператор налаживающий кинокамеру так и сидел с открытым ртом. Княгиня расхохоталась.

– Так это для этих целей биотуалет здесь, о…хо…хо, а я подумала, что заботу о коллективе проявили. О…хо…хо. – Она так за разительно смеялась, что покатываться начал весь народ, помнящий, каким метеором несся к лесу еще утром главный режиссер. – Нет уж, увольте меня, со своими анализами знакомьтесь сами, голубчик. Сделайте одолжение, пропустите.

Она хотела пройти, но ее не пропускал Михалыч. Ему бы назад оглянуться, а он грубо схватил Княгиню за руку и получил пощечину. Я видел такие пощечины только в кино. А тут вживую, с оттяжкой, от души, шварк, и голова Михалыча чуть не оторвалась. Он взвыл и кинулся на женщину. Мужик, то же мне, называется. Успел он коснуться Княгини или нет, о том история умалчивает, но сзади раздался душераздирающий, воинственный крик ниньзя.

– Й…й…я!

Тот, о ком недавно спрашивал главный режиссер, каскадер Андрей галопом несся на нашу компактную группу любителей кино. Он бы нас всех стоптал конем, если в это время против этого дико визжащего ордынского посла не вышел на бой сам Князь. Утренний словесный поединок закончившийся вничью, не устраивал обоих. Князь вскочил на своего коня и понесся ему навстречу. А кипчак Андрей вытащил из ножен кривую, сверкнувшую на солнце саблю, и в припадке бешенства кольнул ею своего коня. Конь превратился в Феррари, и на пятой конской скорости вынес оскалившего зубы седока прямо на Великого Князя, защитника «нового русского». Они начали ратиться. Сверкнули на солнце прямой меч и кривая татарская сабля.

– Мотор, – по привычке подал команду Михалыч, и плюхнулся со страху не в режиссерское кресло, а на сиденье унитаза в биотуалете. Дверь захлопнулась и щелкнул замок. Послышались восторженные крики:

– Ура!

– Наши побеждают!

– Князь.

– Спартак! Спартак!

– Князь. Князь!

Ордынский посол был или свирепей, или честь любимой женщины для него стоила больше, чем защита Великим Князем коммерческих интересов «нового русского», но вжикнула кривая, остро отточенная татарская сабля и полетела на траву, ни в чем не повинная княжеская ….

Дикий крик ужаса разнесся над озером, когда мы увидели, что стало с Князем. Наталья Сергеевна, помощник режиссера билась в истерике.

– Насмерть зарезал, насмерть…!

Кто-то крикнул:

– Воды! Воды! – хотя озеро было рядом.

Ордынский посол как бритвой срезал, большую, холеную, похожую больше… теперь уже ни на что не похожую…

Срезал он, стесал красивую княжескую бороду.

Попранная честь любимой женщины была восстановлена в честном поединке. Мы думали, что кипчак из рода Куракиных на этом остановится, а он, наказав Князя, несся к нам, прямо под горящие юпитеры снимающего кино оператора. Брызжущий слюной посол, показывая чудеса вольтижировки, вскочил на седло и молнией приближался к своему основному обидчику, кинорежиссеру и продюсеру исторического фильма времен татаро-монгольского нашествия, закрывшемуся в пластмассовом биотуалете.

В Голливуде признают, что наши каскадеры самые крутые в мире.