— Противорадиационный костюм.

— Правильно! Радиация! — Кажется, мальчику удалось подсказать Ситникову какой-то ключ. — Естественно! Нужно использовать огромное количество ядерной энергии!

Пётр захотел перемотать кассету вперёд, чтобы показать Ситникову самый финал эксперимента. Но Ситников уже заинтересовался не столько своей персоной, сколько устройством видеокамеры.

— Домашняя? Вы называете это домашняя видеокамера? У вас что, все снимают у себя дома? Да не жизнь, а прямо телестудия всеобщая. Наверное, от глаза этой вашей видеокамеры укрыться негде!

На экране снова появилось его изображение собственной персоной. Экранный Ситников пояснял Ситникову реальному:

— Мне нужен ядерный реактор, чтобы была возможность создать необходимое напряжение. Машине требуется мощность в одну целую двадцать одну сотую гигаватта.

— А-а! — словно безумный, завопил Ситников и забегал по лаборатории. — Боже мой, целый гигаватт!

Он бросился к небольшому дачному домику. Пётр остановил просмотр записи и последовал за Ситниковым.

— Ситников, а что такое гигаватт?

Ситников плюхнулся перед камином и сжал руками виски.

— Как я мог быть таким неосмотрительным! Гигаватт! Но ведь неоткуда же взять такую мощность!

— Ситников, вам нужен уран. Только немножко урана, и всё.

Инженер с укором посмотрел на Петра.

— Это у вас, в две тысячи втором, наверное, можно купить уран в любом магазине «Химреактивы», — в голосе Ситникова сквозила безнадёжность. — А у нас, в моём времени, его нет. Ты мог бы привезти мне его из будущего… потом.

Глаза Ситникова мечтательно подёрнулись поволокой. Казалось, некоторое время он грезил наяву. И вдруг решительно стряхнул с себя оцепенение.

— Боюсь, Пётр, тебе придётся остаться здесь.

— Но, Ситников, — Пётр почти расплакался. — У меня там своя жизнь, в две тысячи втором году. Понимаете, своя. И я должен её прожить. Я должен найти своих родителей. Я хочу вернуться в школу. Я не могу вернуться в неё сейчас, потому что сейчас в ней учится мой отец! И потом, у меня там Валерка, Соня!

Ситников, казалось, сам готов был расплакаться. Он притянул к себе Петра, внимательно посмотрел ему в глаза.

— Соня? — спросил он его с деланой заинтересованностью, желая отвлечь мальчика и продолжая лихорадочно соображать. Кажется, всё свидетельствовало о том, что ему придётся теперь брать на себя ответственность за будущее этого растерянного мальчугана из будущего, к тому же волшебника, — к сожалению, слишком юного для того, чтобы его заклинаниям были подвластны перемещения в пространстве.

— Соня — это моя девушка. Она меня любит! Вот, смотрите, я же вам рассказывал. Нет, я вам потом, в будущем, расскажу.

Пётр вытащил из кармана бумажку — на этот раз настоящую, не наколдованную, — на которой замысловатым девичьим почерком было выведено: «Я тебя люблю».

— А когда она это тебе написала? — продолжал ничего не значащий разговор Ситников, нагибаясь, чтобы поднять с пола ещё одну бумажку, выпавшую из брюк Петра, когда тот доставал Сонину записку.

Пётр продолжал рассказывать о том, как год назад в их классе появилась начинающая волшебница, удивляющая, помимо прочего, одноклассников своими звукоподражательными талантами, но Ситников его уже не слушал. Как вкопанный он остановился, не сводя глаз с подобранного им смятого листика. «Спасем старинную водокачку!» — увидел Пётр вверху листовки, а ниже убористым шрифтом подробно пересказывалась история этого сооружения, к архитектурной значимости которого не питал никакого уважения мэр Ярошенко.