«Бери что хочешь, но не забудь заплатить», — часто повторял отец, и лишь теперь Пётр по-настоящему начал понимать, что он имел в виду. Человек должен сам отвечать за свои поступки, а не искать виноватых. В конце концов, Валерка не просил его воровать конверт с экзаменационным заданием. Наоборот, он был против, но Пётр его переупрямил. Ну ещё бы! Переупрямить Валерку мог кто угодно, и гордиться тут было нечем. А что касается розыгрыша…
Пётр припомнил способ, которым загадочное письмо попало в запертый Большим Ключом изолятор, и странное видение, на миг явившееся ему в зеркале. Для розыгрыша всё это было чересчур сложно. Пожалуй, с такой задачкой справился бы далеко не каждый из преподавателей школы. Что уж говорить об учениках! Все они кое-что умели — кто-то больше, кто-то меньше, — но преодолеть заклинание Большого Ключа не сумел бы ни один из них. Значит, письмо всё-таки не было розыгрышем. Значит, автор этого послания действительно знал что-то важное и хотел поделиться этим знанием с Петром…
И ведь в письме вовсе не было сказано, что на берегу Петра будет кто-то дожидаться! Возможно, неизвестный грамотей оставил здесь какой-то знак, а Пётр теряет время, предаваясь горестным размышлениям и жалея себя!
Он вскочил и сразу увидел справа от себя, в траве, серебристую искру лунного луча, отражённого каким-то гладким предметом. Это мягкое голубоватое сияние сразу напомнило ему серебряный блеск Большого Ключа. У Петра перехватило дыхание. Он напомнил себе, что это может быть что угодно — например, брошенная кем-нибудь из туристов пустая бутылка. Но вход посторонним на территорию школы был строго воспрещён. И потом Пётр всей кожей ощущал присутствие здесь, на берегу пруда, могучего волшебства. Волосы у него на затылке знакомо шевелились, норовя встать дыбом, по коже бегали мурашки, и ночной холодок явно был здесь ни при чём. Он соскочил с камня и, путаясь кроссовками в высокой мокрой траве, побежал на этот чудесный блеск.
Он остановился и присел. В траве лежало обыкновенное карманное зеркальце в дешёвой оправе из розовой пластмассы. Такими обычно пользуются девчонки, совсем маленькие девочки, когда играют в парикмахерскую. Они расчёсывают своим куклам их искусственные волосы, а потом подносят к их глупым резиновым лицам вот такое зеркальце и говорят: «Смотри, как красиво! Правда, ты теперь самая красивая?»
Разочарование было таким сильным, что Пётр едва удержался от слёз. Он протянул руку и поднял зеркальце. Как только круглая стекляшка чуть-чуть переместилась, серебристый лунный отблеск погас, волшебство ушло. Конечно, это было не то. Совсем не то! Просто сюда, на берег, приходила какая-то маленькая девочка и обронила зеркальце.
Потом она, наверное, плакала и повсюду искала своё сокровище, но недолго. Подумаешь, зеркальце! Мама новое купит…
Пётр зачем-то поднёс зеркальце к лицу и посмотрелся в него — просто так, механически. Так уж устроен человек, что, если у него в ладони лежит зеркало, он в него обязательно заглянет хоть одним глазком, даже если совсем не интересуется своей внешностью. Вот и Пётр заглянул в зеркало и увидел там именно то, что и ожидал увидеть, а именно собственное огорчённое и растерянное лицо с растрёпанными волосами. Вид у его отражения был настолько глупый, что Пётр не удержался и показал зеркалу язык. Отражение ответило ему тем же, и вдруг черты его дрогнули, исказились, а в следующее мгновение Пётр зажмурился, ослеплённый ударившим из зеркала нестерпимо ярким солнечным светом.
Через некоторое время он осторожно открыл глаза и тут же зажмурил их снова, но увиденное мгновенно отпечаталось у него в мозгу и продолжало маячить перед его внутренним взором, как фотография. Того, что он увидел, просто не могло быть, но…
Вот именно — но! Пётр всем телом ощущал солнечное тепло, его лица касался тугой солоноватый ветерок, а в ушах, как эхо, отдавался глухой рокот прибоя. |