|
Ноги сами принесли ее к церкви. Она думала, что сможет найти там отца Трэвиса, но его не было ни в одном из помещений церкви, ни в приходском доме – простой квадратной постройке. Ей стало неловко за то, что она выслеживает священника. Потом Эммалайн увидела его на расстоянии. Он работал на мини экскаваторе у озера, прокладывая пешеходную дорожку. На его голове был вязаный колпак, конец которого свисал священнику на затылок. Уши смешно торчали из под этой шапочки, из за которой он должен был бы выглядеть нелепо. Но отца Трэвиса было трудно заставить выглядеть глупо. У него была выдубленная ветром кожа, слегка веснушчатая – особенность классических рыжеватых блондинов с чувствительным к солнцу лицом. Впечатление дополняли плоские, почти брутальные скулы и точеный подбородок кинозвезды. Впрочем, как только его внешность начала раздражать окружающих, он повзрослел, и ее стало легче выносить. Кроме того, на горле у него пылали шрамы. Глаза отца Трэвиса могли быть теплыми, если он улыбался, и вокруг них приятными лучиками расходились морщинки. Но они могли быть и мрачными, бесцветными, возможно, даже опасными, хотя, конечно, он перестал служить земным солдатом.
Завидев Эммалайн, он остановил экскаватор и вылез из кабины. Она привыкла видеть отца Трэвиса в рясе, которую он носил большую часть времени, потому что чувствовал себя в ней удобно. Он мог надевать ее даже поверх футболки и рабочих брюк. Старикам нравилось видеть его в таком облачении, а после «Матрицы» это понравилось и молодым. Но сейчас на нем были старые джинсы, клетчатая фланелевая рубашка и коричневая парусиновая куртка. Эммалайн удивленно улыбнулась ему. Священник огляделся по сторонам, проверяя, не видит ли их кто нибудь. Именно то, что он не забыл это проконтролировать, подумал он позже, и выдало его с головой. В течение многих дней его сердце и мысли существовали раздельно, пока он не обратил внимания, как посмотрел через плечо Эммалайн, чтобы убедиться, что никто не видит. Они засунули руки в карманы и пошли по оздоровительной тропе , которую он прокладывал в лесу. Они миновали пару снарядов, прежде чем она смогла что нибудь сказать. – Я не хотела отдавать им Лароуза, – пожаловалась она. – Тогда почему вы это сделали? День был ясный, и солнечные блики играли на зеленой воде озера – цветом оно напоминало глаза Эммалайн. – Казалось, это был единственный выход, – объяснила она. – В конце концов, она же моя сестра. Я думала, нам позволят видеться, вместе проводить время. Но этого не случилось. Поэтому я хочу, чтобы он вернулся. Я только что его видела. Он может подумать, что я его не люблю. Отец Трэвис по прежнему удивлялся их поступку. Он вспоминал об их визите, состоявшемся вскоре после того, как Ландро освободили, – они тогда явно хотели сказать ему что то. Он слышал об усыновлениях подобного рода в былые времена, когда болезни или убийства выкашивали некоторые семьи, обходя стороной другие. Это была старая форма восстановления справедливости. Эта история казалась ему необычной, а такие истории ему нравились. Одна из них сделала его священником, а то, что он до сих пор им оставался, тоже являлось своего рода историей. По вечерам, между просмотром боевиков, отец Трэвис любил разбираться в Новом Завете. Мария отдала своего ребенка миру, едва не произнес он вслух, глядя на Эммалайн, одетую в голубую парку , на капюшоне которой отсутствовала опушка, и потому он венчал ее голову так, что священнику вспомнились изображения Пресвятой Девы. Ее волосы, расчесанные на прямой пробор, струились под тканью, подобно двум гладким крыльям. – Вы пытались сделать доброе дело, – проговорил отец Трэвис. – Лароуз поймет это. Он вернется к вам. Эммалайн внимательно посмотрела на него. – Вы уверены? – Уверен, – отозвался он, а потом не сумел с собой справиться. |
