— Не пристало царю сочетаться браком с женой своего слуги, не пристало ему творить блуд и прелюбодеяние и идти против правителей всей Грузии и святой церкви! — твердо и решительно заключил свою беседу с княгинями епископ кутаисский.

Княгини вернулись домой ни с чем.

Они утешали впавшую в отчаяние Лилэ тем, что со временем придворные привыкнут к царевичу, полюбят его, католикос смягчится и обвенчает Георгия с Лилэ, и за царевичем признают право престолонаследия.

Неожиданно в Западную Грузию прибыл католикос и сразу же по приглашению рачинского эристави и епископа кутаисского направился в горную Рачу для освящения вновь построенного храма. Он намеренно выбрал путь через владения аргветского эристави, но не пожелал остановиться у самого Маргвели.

Аргветский властитель обиделся, что католикос пренебрег его гостеприимством, но, узнав, что глава грузинской церкви не хочет встречаться с царем, легко предал забвению свою обиду. Если бы не Лилэ, царь и не узнал бы ничего о поездке католикоса по Западной Грузии и намеренно нанесенном ему оскорблении. Но в душу Лилэ появление католикоса вселило надежду.

Как-то вечером, улучив время, когда царь был особенно нежен с ней, она вкрадчиво попросила его: посетим сами католикоса, выпросим у него прощение, вымолим разрешение на брак.

Георгий хорошо знал упрямый нрав католикоса. Он до сих пор жалел о том единственном случае, когда посетил старика и просил у него разрешения обвенчаться с Лилэ. Тогда он чуть было не позабыл о высоком сане главы грузинской церкви и едва сдержался, чтобы не проучить старца за те проклятия, которые тот обрушил на «грешницу и блудницу», и за обвинения царя в прелюбодеянии с нею.

Лаша и до того не любил этого жестокого, неумолимого старика, а с той поры вовсе не желал встречаться с ним.

— Второй раз меня к католикосу разве только мертвого внесут, а пока я жив, к нему на поклон не пойду! Обойдемся и без его благословения! Я думаю еще дожить до другого католикоса! — мрачно пошутил Лаша.

Лилэ убедилась, что уговаривать его бесполезно, и стала размышлять, как бы самой предстать перед католикосом и упросить его пожалеть младенца-царевича, смягчить его сердце своей большой любовью к царю, чистотой своего чувства, склонить его дать благословение на церковный брак.

В эти планы Лилэ посвятила княгиню Маргвели, та одобрила ее решение, и обе стали готовиться к отъезду.

Царя и эристави они отправили на охоту в горы, а сами тайком от них отправились к первосвященнику.

Утомленный путешествием, католикос заехал отдохнуть в Шио-Мгвимский монастырь. Лилэ с княгиней быстро добрались до монастыря, отстояли обедню и к ее концу попросили настоятеля доложить о них католикосу.

Католикос разрешил царской наложнице предстать перед ним. Едва завидев ее, он принялся кричать: как, мол, посмела ты осквернить святое место. Он не дал ей вымолвить ни слова, призывая кару на ее голову, трижды проклял ее, как сатану и искусительницу.

Ошеломленная, слушала Лилэ эти проклятия, кровь отлила от ее лица, она едва держалась на ногах. Крепясь из последних сил, она покорно выслушивала все, чтобы под конец все же высказать свою просьбу и попытаться смягчить суровое сердце старца. Но смирение «блудницы» только еще больше распалило католикоса, он назвал Лилэ бесстыжей и наглой, подбежал к ней, вцепился ей в волосы и свалил ее на каменный пол.

На шум прибежал настоятель монастыря. Увидев распростертую на полу Лилэ, содрогавшуюся в рыданиях, он испугался, как бы гнев царя не обрушился на него.

Настоятель бросился в ноги католикосу.

— Отче… ведь это же царица… — взмолился он.

При слове «царица» католикос пришел в себя. Он подумал, что зашел слишком далеко в своей ярости. Ведь эта женщина, хоть и незаконная, но все же жена царя, во всяком случае, царь любит ее до самозабвения.