Долгие холодные ночи просиживала Цицино за веретеном и прялкой, вспоминая о счастье, оставшемся где-то далеко, за девятью горами, навсегда утраченном.

Из всей знатной и многочисленной родни волей судьбы осталась у нее одна Лилэ, названная так обожавшим ее отцом в честь древней богини солнца.

Девочка вместо пышного дворца жила в простой хижине и не изучала ни греческого, ни арабского языков, зато тушинский говор стал для нее родным — она владела им не хуже, чем грузинским.

Цицино по мере возможностей старалась дать дочери достойное ее происхождения воспитание. Лилэ научилась грамоте, выводя буквы на бычьей или оленьей лопатке, овладела мастерством рукоделия и, вняв внушениям матери, что знатной дворянке негоже равнять себя с другими, держалась в стороне от сверстниц. Только удачное замужество, по мнению Цицино, могло возродить угасший род. Твое призвание — говорила она Лилэ — стать царицей Грузии или, по крайней мере, супругой всесильного вельможи — эристави над эристави.

Доказательством благородного происхождения для Лилэ были лишь воспоминания ее бедной матери да чудом сохранившийся медальон с фамильным гербом — тонко выведенный по эмали конь, скачущий по клинку меча.

Этот герб когда-то украшал боевые знамена, стены соборов и крепостей, им скрепляли договоры и дарственные грамоты. Было время, когда он едва не утвердился даже на серебряных и медных монетах.

С гибелью знатного рода герб был стерт со стен храмов и крепостей. Сгорел вместе с преданными огню знаменами и грамотами.

От надменных и могучих воителей осталась лишь одна хрупкая девочка, а гордый конь, скачущий по клинку, скрылся в крохотном медальоне.

Когда Лилэ подросла, Цицино удвоила свои заботы. Во все глаза следила она за тем, чтобы дочь не увлеклась кем-нибудь из простых тушинских парней и не разрушила ее последнюю надежду на возрождение древнего рода.

Цицино помнила каждую букву завещания, оставленного мужем. Перед казнью эристави написал письмо, которое передал через Зезву.

«Поручаю тебе дочь мою Лилэ, чтобы уберегла ты ее от врагов. И так как нет у нас сына, то воспитай ее так, если будет на то воля божья, чтобы могла она управлять владениями моими, не дала погибнуть роду и славе моей…»

В родовых имениях мужа давно утвердились новые хозяева. О восстановлении прав на принадлежавшие ей самой земли Цицино и помышлять не могла, ибо это открыло бы тайну существования Лилэ, последнего отпрыска мятежного рода.

Единственное, что оставалось у Цицино, — это надежда на красоту дочери. Только она одна и могла еще помочь выполнить завещание. Выросшая в высшем свете вдова эристави отлично знала, что красивая внешность открывала путь к сердцу любого мужчины, стоила дороже любых богатств и ценилась пуще знатности.

Природа щедро одарила Лилэ. Высокая, стройная, с черными томными глазами, окруженными густыми ресницами, девушка служила вдохновением для певцов и поэтов Тушети. И песни в честь ее красоты распевали не только юноши, но и гордые тушинки.

Подобно тому как весеннее солнце, пригревая все жарче и жарче, пробуждает к движению все живое, так и расцветающая красота дочери вызвала Цицино из ее уединения. Она стала появляться с Лилэ на сельских сборищах в храмовых праздниках. Но все было тщетно. Кругом был тот же простой люд, те же полудикие горцы. Знать чуралась крестьянских празднеств, а если кто и появлялся, то это были мелкопоместные азнаури, мало отличавшиеся от простых мужиков.

А Цицино метила куда выше, мечты ее кружились у самого царского престола.

Когда она представляла себе Лилэ восседающей на троне царицы Тамар, ей казалось, что на скорбном лице казненного мужа играет улыбка и что стоны и проклятия безжалостно уничтоженной и неотмщенной родни его стихают в глубине могил.