— И зачем Рут все это насочиняла? — расхохоталась Кэролайн.

— Это она специально для дедушки, чтобы он, когда увидит тебя и ему станет плохо уже от счастья, ни слова не возразил против моей женитьбы.

— А он что, настолько против твоего повторного брака?

— Да что ты! Просто вечно ворчит на маму в шутку. Вспоминает, какой он был до женитьбы, молодой, и волосы у него были густые, и брови темные. А теперь, мол, старый и лысый. И все приговаривает, что это семья его довела. А Рут с детства это всерьез воспринимает, вот и испугалась, что он не позволит мне жениться. Но маме-то она совсем другого наговорила. Не удивлюсь, если теперь ты для нее стоишь где-то между ведущей кулинарного шоу и Мелани Уилкс, которая мечтает только о том, чтобы гладить мне рубашки и иметь десять детей. По крайней мере, для другой невестки мама не бросилась бы прямо сегодня выбирать по каталогу свадебное платье.

— Что? — Кэролайн даже поперхнулась.

— Именно! Рут не звонила весь день, потому что они с бабушкой составляли список гостей на нашу свадьбу. И поспорили, приглашать ли Браунов. Вот, решила у меня справиться, стоит ли это делать.

— Кто такие Брауны? — В голосе Кэролайн прозвучала угроза.

— Наши соседи, вернее соседи моих родителей. Милая, прошу тебя, не сердись, это же все Рут, ты же ее знаешь!

Кэролайн встала из-за стола и молча направилась к выходу. Быстро расплатившись, Джон догнал ее.

— Ты обиделась? — Он попытался обнять ее за плечи.

— Нет, нисколько. — Кэролайн мягко высвободилась из его объятий. — Просто, Джон, мы с тобой отправляемся в небольшое путешествие, а твоя дочка уже считает, что мы женаты. Что же дальше-то будет?

— А разве не может быть так, как мечтает Рут? Ты ведь сама сегодня хотела внести ясность в наши отношения, выпытывая у меня все о Беверли.

Кэролайн некоторое время шла молча, глядя под ноги, чтобы не споткнуться на узкой тропинке.

— Это совсем другое. Не хотелось быть одной из многих. Но все развивается так стремительно… — тихо, словно про себя, сказала она. — Я не знаю, ничего не знаю, Джон. Прости меня.

Они вышли на дорожку, ведущую к гостинице.

— Ты не знаешь, любишь ли меня? — Джон тоже говорил тихо.

— Дело не в этом. — Кэролайн остановилась, стараясь в темноте разглядеть лицо Джона, поймать его взгляд. — Совсем не в этом. Просто семья — это очень серьезно. И кроме того, я не думала, что наши отношения так глубоко затронут кого-то еще.

— Ты говоришь о Рут?

— О ней, о твоих родителях. Все так сложно, милый.

— Понимаю, — грустно отозвался Джон. — Но и ты пойми Рут. Она никогда не знала своей матери. Конечно, бабушка баловала ее, воспитывала, как могла, но мама для нее — это просто навязчивая идея. Помню, как-то мы сидели всей семьей и вспоминали наше с сестрой детство. Однажды нам серьезно влетело за то, что мы накормили старого соседского кота чесноком. Бедная зверюга чуть не умерла, а мы только хотели уберечь его от гриппа, нам всем тогда давали чеснок. Так вот, моя матушка так рассердилась тогда, что даже отвесила нам по звонкой оплеухе. Сыновья моей сестрицы поморщились при упоминании об этом, а Рут вдруг очень серьезно сказала, что мамы имеют право на такое и что она бы никогда не обиделась на маму, если бы получила за дело.

— Да, бедная девочка. Вот видишь, Джон, нам надо быть очень осмотрительными, чтобы не обнадежить ее раньше времени, не ранить.

— А меня? — спросил Джон, открывая дверь их номера.

— Что тебя? — не поняла Кэролайн.