— Нет, пап. Я в полном порядке.

— Отлично. Слава Богу за это.

Она подошла к нему и взяла его за руку. Он повел ее домой.

Ледяной ветер не мог потушить огонь. Они сожгли ее на великолепном погребальном костре, прямо напротив священной пещеры, в которой висели ее маски. Кирду безудержно плакал. Мать прикрикнула на него; он убежал и спрятался. Вернувшись, он осторожно прокрался в пещеру и уселся на пол рядом с раскачивающимися масками. Он всегда любил Синисало, детскую маску. Иногда из ее детских губ доносился голос девочки.

Но сейчас он не думал о ней. На огне сгорала бабашка Таллис. Поднимался дым, обретал крылья и уносился прочь. За ним улетали причитания. В зимнее небо поднималась печальная песня, которую пела женщина, ухаживавшая за бабушкой. Казалось что песня тоже извивается, как и дым, и летит на запад, туда, где — как говорила сама бабушка — находится ее настоящий дом. Барабан размеренно бил.

Всадники начали волноваться. Четверо, слегка наклонившись в седле, сидели на лошадях, но их предводитель никак не мог успокоиться.

Высокий и сильный, командир. Состарившийся, он носил не только плащ охотника, но и оружие воина; кожа был раскрашена, как у шамана. Он был и охотником, и воином, и шаманом, и сейчас совершенно обезумел.

Кирду смотрел на него сквозь слезы. Большой человек обошел костер, его лицо блестело от пота и слез.

Внезапно он яростно закричал, выпуская на волю горе. — Таллис! Таллис!

Лошади встали на дыбы и попятились, их всадники с трудом удержались в седле. В его крике слились отчаяние и печаль. И страсть.

И любовь.

— Таллис! — опять закричал он, отчаянно и протяжно.

И Синисало ответила! Из ее губ послышался детский голос, прошептавший на странном языке старухи, лежавшей на костре:

— Гарри. Гарри. Я здесь. Я с тобой.

Кирду забыл о слезах и уставился на мертвое дерево маски. Налетел порыв ветра, и маска застучала по соседям. Бесхитростные глаза, невинный рот. От нее сладко пахло и шло тепло.

Человек на скальной полке не услышал голоса, который звал его. Он продолжал горевать, жестко обвиняя в несчастье себя.

— Я потерял тебя. Я потерял тебя, а сейчас потерял все.

— Нет! — прошептал призрак из Синисало, и Кирду вздрогнул, услышав магические слова. — Я здесь. Я приду, Гарри. Жди меня! Жди меня!

Значит в священной пещере действительно есть путь в другой мир, тот, в котором родилась бабушка Таллис, летний мир. Кирду поглядел на маски, вспоминая слова и шутки бабушки. Пустой путь — так она называла его. Отец однажды говорил со старухой о нем. Бабушка засмеялась. «Ты пойдешь туда, — сказала она. — Ты пройдешь через святилище и окажешься в странном доме. Ты пойдешь со своей женой и сыном, Кирду. Дом будет разрушен. И вы все очень испугаетесь. Там ты увидишь райятук, маленькую девочку, тоже очень испуганную. Но ты не узнаешь ее. Только Кирду сумеет увидеть женщину в испуганной маленькой девочке, бегущей к свету и своему отцу.»

Кирду знал, что его мать давно мечтает уехать из этого ужасного ледяного места. Возможно, он сумеет использовать маски и найдет магию для такого путешествия. Бабушка Таллис всегда говорила, что сила живет в детях. Возможно, она имела в виду его.

Всадники ускакали, копыта простучали по дороге, ведущей к замку и к лесу за ним. Но еще долго после того, как погребальный костер стал пеплом, мальчик сидел в священной пещере и глядел на струйку дыма, которую ветер нес через лес, к садящемуся солнцу и неведомому западному краю.

Он спрашивал себя, как туда попасть.