По крутой тропинке она взобралась в разрушенный замок, прошла через ворота и нашла комнату, где лес взял ее. На полу лежали гниющие поломанные ветки, останки Падубы. Среди костей виднелось несколько зеленых листьев.

А у окна лежали останки Духа Дерева! Таллис присела рядом с ними, погладила пальцами деревянные кости, сухие листья, раскрошившийся череп. Даже если останки были здесь, когда она вернулась из Иноземья, Таллис их не видела.

Ее маски по-прежнему лежали в пещере. Она перебрала их. Какую надеть? Она выбрала Морндун, но вокруг оказалось слишком много призраков; ей было неприятно сознавать, что они носятся в воздухе, пусть и на другом плане бытия.

И не было маски, через которую она могла бы увидеть Скатаха.

Она обыскала утесы, лес, скальные полки. Побывала у каждого костра. Она снимала капюшоны, поворачивала лица к свету, пыталась найти язык, который понимала. Она искала несколько дней.

Даже если он и был здесь, он ушел. Не стал ждать. Возможно, как и сама Таллис, он решил вернуться к тутханахам. Они прошли вдоль реки, зимой, сражаясь с бурей и не видя друг друга.

Она ошибалась.

Она вернулась в пещеру-святилище, голодная и замерзшая. Около ее масок сидел человек, перебирая их узловатыми трясущимися пальцами. Она подошла к нему сзади и он слегка выпрямился, потом обернулся, услышав ее приближение. Редкие седые волосы и сморщенное лицо. Глаза были открыты, но огонь в них погас. 

Она положила руки на его плечи и поцеловала его в макушку.

— Дух Дерева, — прошептала она. — Как я рада увидеть тебя.

Он вздохнул и дал голове с облегчением упасть на грудь. Потом улыбнулся и заплакал, его голова затряслась, потом накрыл ее руку своей. И долго молчал, прерывисто дыша, понимая, что время ожидания окончилось и Таллис вернулась домой, к нему.

— Где ты была? — спросил он.

— Ходила по лесу, — ответила она.

Кода

Я вижу во сне сны, которые снятся другим спящим,

И я становлюсь другими спящими.

Уолт Уитмен. «Спящие»

Боль отступила, но голова еще слегка кружилась. Она лежала на кровати, закутанная в меха, лицом к свету, лившегося из маленького окошка ее хижины. Снаружи дул сильный ветер, пахло снегом. Он надеялась, что буря будет не очень жестокой. Год за годом холм из земли и камня, покрывавший Скатаха, становился все меньше. Скоро будет некуда ходить и не по чему бить. Она приходила к Скатаху каждый день. И пинала землю. Ты должен был продержаться дольше. Ты нужен мне.

Он слишком постарел. Путешествие в Лавондисс потребовало от него слишком многого. Но эти несколько лет были хорошими, хотя ей пришлось заботиться о них обоих.

Застучали копыта лошадей? Она попыталась сесть, но не сумела. Ветер пошевелил шкуры, закрывавшие окна. Молодая женщина, поддерживавшая огонь в доме и ухаживавшая за старухой-которая-предсказывает-будущее, и не подумала подойти и помочь. Все знали, что Таллис умирает. Все знали, что оракул умирает. Все боялись.

Слава богу боль ушла.

Она опять легла на спину и уставилась в потолок. Она была голодна, но есть не хотелось. Ей страстно хотелось пойти в священную пещеру, но она с удовольствием лежала здесь. Она хотела поговорить, но нуждалась в молчании.

Так странно умирать.

Лошади? Да, звук лошадей. Далекий. Они скачут по тропе. Барабаны. Они всегда бъют в барабаны, когда приезжает кто-то новый.

Молодая ленивая сиделка запела. Знакомая жалоба. Сразу вспомнился Райхоуп. Таллис заплакала, без слез, засмеялась без улыбки и беззвучно позвала. Да, очень знакомо, но не было сил встать и понюхать воздух.

Недавно она вспоминала Райхоуп, воспоминания теснились в голове, как если бы чувствовали приближающуюся смерть и стремились стать частью будущего путешествия. Она подумала об отце и опять опечалилась, как все эти годы; она опять увидела одинокую безнадежную фигуру, стоящую в ручье и сжимающую в руке Лунный Сон, осколок жизни дочери.