Мартин умолк. Он говорил с необычной для себя горячностью, расхаживая по покою. Ашер искоса следил за ним, поглаживая бороду и слегка кивая, словно в подтверждение его слов.

Далее Мартин поведал, что, разбогатев, приобрел виллу с садом в Константинополе и поместье в окрестностях Никеи, регулярно приносящее солидный доход. Да что там говорить — Ашеру бен Соломону известно все о положении дел и состоянии своего воспитанника, так как Мартин вложил немало средств в его предприятия и начинания.

И все же волнение молодого человека оставалось загадкой для его покровителя до тех пор, пока Мартин не начал жаловаться на одиночество. О да, у него много дел, он редко имеет досуг, но и не стремится к праздности, ибо в то время, когда он не занят поручениями даяна, душу его охватывает тоска. Что толку от самого великолепного дома, в котором тебя никто не ждет, кроме слуг?

Ашер бен Соломон выпрямился, откинув голову так резко, что венчавшая его поседевшую шевелюру кипа едва не упала на каменные плиты пола.

— Ты решил жениться?

Его глаза остановились, словно он вглядывался в себя.

— Вот, значит, как? Ты одинок, привязан к моему роду, хочешь жениться, а перед тем упомянул, что хотел бы пройти гиюр и стать иудеем. Помнится, Иосиф однажды шутливо заметил: мол, ты не сводишь глаз с нашей красавицы Руфи. И что же из этого следует? Ты хочешь породниться со мной, Мартин?

В горле у рыцаря мгновенно пересохло, словно он только что пересек пустыню. В этот миг он испытывал неописуемую слабость, ему даже пришлось опуститься на прежнее место на обтянутом полосатым шелком диване.

— Хорошо, что это сказали вы, а не я, — наконец проговорил он. — Может, я бы так и не осмелился, ибо безмерно вас почитаю и помню, каким вы нашли меня в приюте у госпитальеров. Но ведь с тех пор многое изменилось, не так ли?

— Верно, — кивнул Ашер бен Соломон. — Ты действительно наш, тебя любит моя семья. Что касается Руфи…

Мартин пылко воскликнул:

— Смею уверить, если бы я не питал надежду на взаимность со стороны вашей дочери, я бы не стал даже заговаривать об этом. Спросите ее! Евреи не поступают со своими женщинами так, как принято у назареян, — они считаются с их волей и желаниями.

Порыв ветра тронул вьющиеся растения на окне, по лицу Мартина побежали причудливые тени.

Ашер бен Соломон видел, какой неистовой надеждой горят глаза этого молодого человека. И сам пристально разглядывал его, словно не узнавая.

Какая мощь таится в этих широких плечах! Как великолепно вылеплена шея, как горделиво посажена голова! Ни у кого из его соплеменников нет столь величавой осанки, как у этого потомка северных воинов. В детстве волосы Мартина были светлыми, как овсяная солома, но с возрастом потемнели и приобрели мягкий каштановый отлив. Все в нем изобличает европейца. Черты лица приятны и соразмерны: крепкий подбородок, высокие скулы, прямой нос. Легкая горбинка на переносье — след давнего перелома, — придает лицу мужественности.

Да, его приемыш вырос и стал красивым мужчиной, могучим воином. Слишком красивым, как порой с досадой думал Ашер. Некогда, углядев в прецептории госпитальеров белокурого ребенка, он хотел превратить его в своего лазутчика в среде христиан. Но шпион не может обладать столь яркой и приметной внешностью. Человек, выполняющий тайные поручения, должен быть неприметным, как мышь, и столь же незапоминающимся.

Однако и красоте Мартина нашлось применение: со временем он научился пользоваться своей мужественной привлекательностью в интересах дела. Сердца дам, среди которых были очень влиятельные и высокопоставленные особы, с легкостью открывались перед ним, и они охотно помогали пригожему христианину там, где любой мужчина заупрямился бы или отступил.