Внезапно один из мусульман отрывисто выкрикнул на ломаном франкском:

— Всем известно, что ваши правители привели с собой не воинов, а нищий сброд, жадный не до веры, а до чужого добра! Их головы были полны мыслями о золоте, а не заповедями пророка Исы!

Говорившего трясло от ярости и негодования. Мартин подумал, что леди Джоанне следовало бы как можно быстрее удалиться, но она, бесстрашно сверкая глазами и стиснув кулачки, горячо заговорила:

— Вы, последователи Магомета, убеждены, что только вам даровано сокровище истинной веры, тогда как все прочие — стяжатели и убийцы. Да, на призыв Папы Римского откликнулись самые разные люди, и среди них было множество нищих. Но большинство вовсе не были глупцами и знали, чего потребует от них такой далекий путь. Оружие, лошади, доспехи — все это стоит дорого. Но даже самые неимущие христианские рыцари закладывали последний клочок земли ради того, чтобы сразиться за святыни и спасти свои души. Так и сейчас: король Ричард не ринулся сломя голову в Палестину, а обстоятельно готовится к борьбе за…

— Не смей упоминать здесь имя этого шайтана, женщина!

Мартин кошачьим движением выдвинулся вперед и успел отшвырнуть прочь ринувшегося к леди Джоанне человека в синей чалме. После чего, вопреки этикету, бесцеремонно схватил ее за руку и повлек за собой.

— Вы, госпожа, выбрали не слишком удачное место и время для упражнений в красноречии! — на ходу насмешливо заметил он.

Женщина попыталась освободиться, но он не отпускал ее руку.

— Ради всего святого! Вы не переубедите язычников, а ваши речи вызовут разброд и взаимное ожесточение между людьми в караване. Возьмите себя в руки!

Она уже немного успокоилась, но рыцарь все еще слышал ее бурное дыхание. Тогда он проговорил:

— Вы были необыкновенно хороши, отстаивая святость нашего дела!

Леди Джоанна стремительно обернулась:

— Вам ли, рыцарю, принесшему обеты, говорить с дамой языком трубадуров?

— У меня есть глаза и сердце. То, что я сказал, — всего лишь слова. У меня и в мыслях не было оскорбить вас. А теперь отправляйтесь к сэру Обри, как и надлежит благонравной супруге.

Однако Обри де Ринель сам заявил о себе, причем неожиданным образом: испуская истошные вопли, он внезапно выскочил на опоясывавшую внутренний двор караван-сарая галерею и заметался там, размахивая руками, словно пытался стряхнуть с себя нечто ужасное. В его возгласах звучал неподдельный страх.

— Ну что опять! — воскликнула леди Джоанна, стремительно бросаясь к мужу.

Рядом со своим господином уже находился капитан Дрого — обхватив сэра Обри, он изо всех сил удерживал его, словно опасаясь, что лорд вот-вот вырвется и исчезнет в темноте. Леди Джоанна принялась успокаивать мужа, гладя его волосы и щеки, но тот лишь вздрагивал и пытался ее оттолкнуть.

Подоспевший Мартин поинтересовался — чем вызван переполох?

На это сэр Обри, задыхаясь, ответил:

— Исчадием ада — иначе и не скажешь! Я едва не погиб кошмарной и бесславной смертью!..

Капитан Дрого выступил вперед. В свете факела блеснул его кинжал. На острие клинка виднелось нечто бесформенное. Только приглядевшись, Мартин понял, что перед ним останки малоазийского тарантула — крупного мохнатого паука, одним укусом способного умертвить верблюда.

— Хорошо, что господин вовремя заметил эту нечисть!

Мартин обернулся — на шум уже сбегались погонщики, слуги, оруженосцы.