|
Зомби оказываются совсем не симпатичными. Если бы была курица, у меня бы Гордон Беннингтон выглядел бы не хуже газетной фотографии. А при моей крови он с виду казался именно тем, чем был: оживленным трупом. Отличный синий костюм скрывал рану в груди, от которой он погиб, но все равно было видно, что он мертвец. Странный оттенок кожи. Иссохшая плоть на костях лица. Глаза слишком круглые, слишком большие, слишком голые, и они ворочались в орбитах, едва прикрытых восковой кожей. Светлые волосы свалялись и будто отросли, но это была иллюзия — просто само тело усохло. Ни волосы, ни ногти после смерти не растут вопреки распространенному поверью. И еще нужна была одна вещь, чтобы Гордон Беннингтон заговорил, — кровь. В «Одиссее» говорится о кровавой жертве, которую Одиссею пришлось принести, чтобы получить совет от умершего прорицателя. Давно стало общим местом, что мертвецы жаждут крови. Я подошла по вновь затвердевшей земле и присела возле озадаченного иссохшего лица. Оправить юбку мне было нечем — в одной руке мачете, другая кровоточит. Так что все могли насладиться зрелищем обнажившегося бедра, но это было не важно — мне предстояло сделать самую неприятную вещь, раз уж я перестала курочить живность. Я протянула руку к лицу Гордона Беннингтона: — Пей, Гордон, испей моей крови и говори с нами. Круглые вращающиеся глаза уставились на меня, провалившийся нос поймал запах крови, и труп, схватив мою руку обеими своими, наклонился ртом к ране. Руки были как холодный воск, налепленный на палки. Губ у рта почти не осталось, и зубы вдавились мне в кожу, когда он присосался. Язык мертвеца бегал по ране как что-то отдельное и живое. Я медленно, беря себя в руки, вдохнула и выдохнула, вдохнула и выдохнула. Нет, меня не стошнит. Не дождетесь. Не стану я себя конфузить перед таким количеством народа. Когда я решила, что с него хватит, я позвала: — Гордон Беннингтон! Он будто не слышал — прижимался ртом к ране, держа мою руку. Я тихонько постучала его лезвием по голове: — Мистер Беннингтон, здесь люди ждут, чтобы с вами поговорить. Не знаю, то ли от слов, то ли от прикосновения клинка, но он поднял глаза и медленно выпустил мою руку. Глаза стали более осмысленными. Так всегда бывает от крови — она возвращает глазам свойственное им выражение. — Вас зовут Гордон Беннингтон? — спросила я. Все должно было быть по форме. Он закивал головой. — Нам нужно, чтобы вы ответили вслух, мистер Беннингтон. Для протокола, — заявил судья. Гордон Беннингтон смотрел на меня. Я повторила слова судьи, и Беннингтон заговорил: — Меня зовут... меня звали Гордон Беннингтон. Есть и хорошая сторона в том, что я стала поднимать мертвых лишь своей собственной кровью: они знают, что мертвы. До того мне приходилось поднимать тех, которые этого не осознавали, и это было очень тяжело — сообщать им, что они мертвы и я прямо сейчас положу их в могилу. Чистый кошмар. — Что было причиной вашей смерти, мистер Беннингтон? — спросила я. Он вздохнул, и я услышала, как свистит воздух, потому что правая сторона груди у него была снесена почти начисто. Рану скрывал костюм, но я видела фотографии судебных медиков. И вообще знала, что делает двенадцатый калибр при выстреле почти в упор. — Огнестрельная рана. У меня за спиной возникло напряжение — я ощутила его за гулом круга сила. — Как вы ее получили? — спросила я тихим, успокаивающим голосом. — Я выстрелил в себя, спускаясь по лестнице в подвал. |
