— «Профи», — с уважением заметил Дима. — С мобильника не звонит… Подойду, может, чего услышу.

Ловко спрятав лицо, он пристроился к соседнему таксофону. Снял трубку. В кабинке было наклеено три флаера. Один изображал хохочущий череп с рожками и приглашал на концерт тяжелого металла. Второй рекламировал секс по телефону. Третий призывал к легализации марихуаны. «Культурная страна, казалось бы…», — вздохнул Дима.

Хомяка было хорошо слышно.

— Да понял я, понял… Ты матрешку зарядил? Отлично… Не волнуйся, никуда он от нас не уйдет, не таких работали. У меня тут идея одна появилась. Сразу двух зайцев убьем. Но это не по телефону. Давай завтра утром на маяке. В семь часов. Кое-что покажу. Матрешку пока не бери, лучше бинокль… Да, да. Обязательно. Все, до встречи.

Хомяк повесил трубку и вновь двинул к набережной.

— Достал, боров! — прошипел Николай. — Пляж — набережная — город, город — набережная — пляж… Шарахаемся весь день, как неваляшки.

— Надо шефу отзвонить, — озабоченно перебил его Дима.

— Отзванивай, блин. Тебя на доклад позовут. А мне так за этой свиньей и ползать… Смотри-смотри!.. Своего признал!

Хомяк остановился посреди площади и чесал за ухом очередное розовое существо с бантиком и пятачком.

В кабинете директора фирмы по продаже чудодейственного бальзама Хлестова висел живописный портрет самого директора Хлестова. Хлестов был изображен на фоне Зимнего дворца, а главное — рядом с нынешним губернатором. Хлестов был нарисован похоже, губернатор — не очень. И на картине, и в жизни у Хлестова была большая нижняя губа и весьма спесивое выражение физиономии.

С чем-то подобным Любимову уже приходилось сталкиваться. Несколько лет назад брали одного крупного жулика, так у того дома висели аж три картины: жулик в обнимку с Гусинским и с Березовским, жулик в обнимку с Гайдаром и Чубайсом и жулик в обнимку с Пугачевой и Гребенщиковым.

На недоуменные вопросы оперативников ответил: «С Гусем и Березой — потому что я тоже еврей, с Гайдаром и Чубайсом — потому что я тоже либерал, а с Пугачевой и БГ — потому что тоже Борисович…»

И пока опера переваривали замысловатую логику, добавил: «Да и петь, признаться, люблю».

— Встречались?.. — глянул Жора на портрет.

— Бывает… — небрежно кивнул директор. — Изредка…

— Ну-ну… А по существу дела что-нибудь скажете?

— Извините, товарищ майор, но я вам ничего объяснять не обязан. Это наш бизнес. Есть официальная лицензия. Можете почитать. Вот… Есть все сертификаты. И от СЭС, и от Академии наук…

— Говорите, в Провансе растет? В горах? — уточнил Любимов.

— Да, в горах, — подтвердил Хлестов. — На высоте тысяча метров.

— А название не подскажете?..

— Извините, это наше ноу-хау.

— А я ведь из «убойного» отдела, господин Хлестов.

— И что?

— А то, что от вашего ноу-хау уже несколько человек скончались. Думаете, почему я здесь?

— Как это скончались? — опешил Хлестов.

— Обыкновенно. Были живыми, а стали мертвыми. «Жмуриками», вы уж извините за профессиональное выражение. И все, по словам родных, ваш бальзам употребляли.

Любимов взял со стола директора пузырек с бальзамом и стал внимательно изучать.