А комья земли сперва гулко стучали по брёвнам, потом этот звук стал делаться глуше и глуше, пока не стал наконец простым шорохом глины о глину…

Когда на могиле уже утаптывали землю, из-за деревьев вдруг сипло прокричал рог.

– Кто-то приехал, – сказал Халльгрим. Он продолжал глядеть на свежую глину.

Всадники, выехавшие из леса, увидели перед собой грозное зрелище: около сотни воинов в боевом облачении венчали собой холм. Но они не остановились и не повернули назад, хотя их было всего трое.

– Ас-стейнн-ки! – напомнил о себе Хельги. – Что там?

Как ни хороши были стоявшие наверху, стоило посмотреть и на всадников. Особенно на того, что ехал впереди. Крупной рысью шёл под ним лоснящийся серый конь. Вился за плечами седока широкий синий плащ. Покачивалось в могучей руке тяжёлое копьё – толстый кол, окованный железной броней…

А позади катилась тележка, и из неё доносилось злобное хрюканье. С холма было хорошо видно ворочавшуюся тёмно-бурую спину.

– Хитёр! – сказал Хельги. – Знает, не тронем!

Ему не надо было смотреть, чтобы узнать приехавшего.

– Это я его известил, – проговорил Эрлинг, и Хельги усмехнулся: мол, чего ещё можно от тебя ждать. Но поссориться с братом он не успел, потому что Звениславка вдруг ухватила его за локоть, а потом и вовсе спряталась за его спиной. Хельги чувствовал, что она дрожала от страха, и готов был многое вытерпеть ради того, чтобы только она подольше стояла так, держась за его руку…

Всадники тем временем вплотную приблизились к холму и начали взбираться по склону.

Халльгрим шагнул им навстречу.

– Здравствуй, Рунольв Раудссон, – сказал он хозяину серого жеребца. – Что тебя сюда привело?

– И ты здравствуй, сын Виглафа, – отвечал ему всадник. – Зачем ты спрашиваешь о том, что и сам знаешь? Или не хоронил ты нынче свою мать, Фрейдис дочь Асбьёрна?

Седеющие космы лежали у него на плечах, нижняя половина лица пряталась в густой бороде. И только глаза зло и холодно смотрели на Халльгрима из-под надвинутой войлочной шляпы.

Но эти глаза сразу изменились, когда Рунольв посмотрел на вершину холма, на комья взрытого дёрна.

– Быстро же ты зарыл мою старуху, сын Виглафа… А я бы совсем не отказался взглянуть, много ли прибавилось у неё морщин.

Такие слова и таким голосом от Рунольва Скальда можно было услышать единожды в жизни. Халльгрим понял это и сказал:

– Ты сам знаешь, что я тебя сюда не звал. Но раз уж ты приехал, будь гостем. Мы ещё не всё сделали здесь, что собирались.

Тогда Рунольв хёвдинг спешился и махнул рукой своим молодцам. Те живо привязали коней, и работа возобновилась как ни в чем не бывало. Все вместе они привели в порядок вершину холма, а потом принесли с берега тяжёлые плоские камни и отметили ими могилу, выложив контуры длинного корабля, обращённого носом на юг.

Вечером, когда собрали пир и внесли столы, и рабы прикатили заморский бочонок, и хмельной рог по обычаю отправился вкруговую, Рунольв Раудссон, хозяин Торсхова, впервые заметил странно одетую незнакомку, сидевшую рядом с Хельги.

Он спросил:

– Кто это, Хельги? Никак ты женился?

Хельги вздрогнул так, словно в него угодила стрела. Халльгрим ответил за брата:

– Нет. Это гостья.

Рунольв, по счастью, в дальнейшие расспросы пускаться не стал. А Звениславка глядела прямо перед собой и всё видела тёмную внутренность сруба, и медленно остывавшую тушу коня, и несчастных рабынь, и саму госпожу, освещённую тусклым огоньком.