Возможно, так и случилось бы, если бы не развитие технологий. Широкое распространение мобильных телефонов и сопутствующего ему заблуждения, будто каждый любитель с камерой ничуть не хуже профессионала, подкосили стройный финансовый план Генриха Львовича. Ателье постепенно хирело, пока вовсе не закрылось, и пожилому мастеру пришлось перебиваться случайными заказами на съемки семейных праздников.

Его работы не сделались хуже, но рекламировать себя он не умел, хотя и пытался – специально освоил соцсети и размещал там свои лучшие фотографии. Однако конкурировать с ушлой молодежью у него не получалось, а тут еще произошло несчастье. Заказ, получение которого Генрих Львович посчитал большой удачей, привел не к прибыли, а к серьезной потере, причем не только денег, но и здоровья.

На съемках шумной многолюдной свадьбы малорослый шустрый фотограф очень неудачно затесался в самую гущу возбужденной толпы и в традиционной эпической драке лишился дорогой фотокамеры и душевного спокойствия. Фобия, которую он приобрел, требовала избегать массовых скоплений народа, каковыми по умолчанию считались любые группы более трех человек. Это напрочь лишило Генриха Львовича возможности брать заказы на съемки семейных торжеств.

Он арендовал небольшую студию, где проводил персональные фотосессии, но в моду уверенно входили съемки в городской среде, где Красильников не мог спокойно работать из-за своей фобии. А тут еще грянула реновация, и обитателей старинного дома в «золотом треугольнике», где Генрих Львович прожил всю жизнь, расселили в новостройки вдали от центра. Так Красильников оказался заперт в «однушке» на пятнадцатом этаже панельного дома в микрорайоне с весьма далеким от поэзии названием Бугры.

На пенсию по возрасту старый фотограф вышел в тоскливой уверенности, что будет влачить жалкое существование, страдая от мучительной для творческой личности скуки и постыдного безденежья. Но жизнь в очередной раз совершила неожиданный кульбит.

Грянула пандемия, и поначалу казалось, что все стало только хуже. Красильников безвылазно сидел на своем пятнадцатом этаже, тоскливо глядя на пустырь за окном. Там гуляли, старательно соблюдая социальную дистанцию и напоминая о ненавистном карантине, собачники с питомцами. Над пустырем вольно реяли чайки, летали утки и еще какие‑то пернатые. В отличие от опасливых собачников в масках, они плевали на карантинные правила с высоты своего птичьего полета и данной принципиальной позицией были чрезвычайно симпатичны истомившемуся в заключении старику-фотографу. Он начал снимать птиц за окном и неожиданно очень этим увлекся.

Птицы, как выяснилось, охотно садились на подоконник, клевали щедро насыпанные туда крошки и позировали ничуть не хуже, чем самовлюбленные заказчики персональных фотосессий, а получались куда лучше, поскольку все без исключения были дивно фотогеничны. Генрих Львович размещал самые красивые портреты пернатых друзей в соцсети, и людям они очень нравились. Тогда он завел специальную страничку, решив посвятить ее исключительно своим заоконным наблюдениям.

У кого‑то из фантастов Красильников читал о человеке, который вел точную летопись происходящего на одном квадратном метре земли, такое у него было хобби. Генрих Львович назвал свою страничку «Полтора квадрата», поскольку примерно такова была площадь его окна в мир. Теперь он даже радовался тому, что переселился на окраину, – в Буграх фауна определенно была богаче, чем в центре Санкт-Петербурга. Прикупив объектив помощнее, фотограф «ловил» в поле даже зайцев, лисиц, а как‑то зимой – и ласку. И все же сердце Красильникова принадлежало птицам, скрасившим его существование в самую тяжелую пору.