К новым микрорайонам принято относиться без почтения.
В старом центре каждая темная подворотня, каждый щелястый чердак со сто лет немытым подслеповатым окошком, каждая щербатая гранитная ступенька над водой, купание в которой равно самоубийству, – жемчужина архитектуры и духовное сокровище. Для мимохожих, конечно. Местные прекрасно знают цену такого рода «изюминкам» и не одобряют продолжение традиций типа «В этом углу нашей парадной мочился еще сам Маяковский».
Но снобизм живуч, как сорняк.
Некоторые обитатели коммуналок смотрят на владельцев собственных квартир в пригородных новостройках как принцы на нищих, что вообще‑то смешно. Люди, начинающие новый день с очереди в общий санузел в историческом здании, вряд ли имеют моральное право ставить себя много выше тех, кто пользуется персональными удобствами в новостройке. В конце концов, вековая история – дело наживное.
И мне лично очень не нравится, когда снобы и глупцы изгаляются, придумывая, как бы пообиднее обозвать пригород Мурино – Хмурино, Жмурино… Как говорится, не место красит человека.
А застать врасплох тайного преследователя можно и в отсутствие проходных дворов и лабиринтов гаражей.
– Идем туда. – Я кивнула на вывеску сетевой булочной.
– Мы же совсем недавно пили чай с пирожными! Я, конечно, люблю свежую выпечку, но мне не хотелось бы набрать лишние килограммы. – Подруга засомневалась, но все же последовала за мной.
– Мы не будем здесь есть. – Я затащила ее за опорную колонну. – Посмотри осторожно, бабка там, за дверью?
– Встала, делает вид, будто витрину соседнего обувного рассматривает. Неубедительно, никакие кроссовки под ее платок не подберешь, не тот стиль.
– Отлично, иди за мной.
У большинства заведений на первых этажах жилых домов в нашем «спальнике» по два входа: один с улицы, другой с закрытого двора. Мы проскочили через булочную насквозь, вышли во двор, покинули его через ближайшую калитку и, снова оказавшись на улице, тихонько подкрались к шпионке со спины.
– Ну привет! – громко сказала я, узнав знакомый платок в персидских огурцах. – Как говорится, здрасьте, я ваша тетя!
Но это оказалась не тетя, хотя с платком я не ошиблась – он определенно принадлежал моей родной старушке.
– Оплошал! – Из складок шелка явилась пристыженная бородатая физиономия.
– Василий, это ты?! – изумилась Ирка. – А почему крадешься за нами, как шпион? И почему в чадре, как Шахерезада?
– Очень метко, – оценила я сравнение. – Вася, тебя тетя Ида подослала? Это же ее самаркандская шаль, она такая одна на весь Питер, не узнать невозможно.
– Я сам подослался. – Кружкин благородно взял всю вину на себя. – А Ираида Львовна просто не стала мне препятствовать. Видно же было: вы что‑то задумали и наверняка опасное, у вас другого и не бывает…
– Любопытство губит кошек, старушек и живописцев, – резюмировала я. – Ладно, сбрось уже чадру, не привлекай к себе внимания. Хочешь идти с нами – нам не жалко.
– А куда вы? – Василий спрятал скомканную шаль в карман ветровки и зашагал с нами третьим.
– Навстречу новым приключениям, – уклончиво ответила я.
– Хотим проникнуть в квартиру Олега, – лаконично объяснила Ирка.
– Поискать наркотики? – Василий уважительно присвистнул, но от комментариев воздержался.
В сосредоточенном молчании мы дошли до нашего ЖК, я открыла калитку, впустила своих спутников (или уже надо говорить подельников?) во двор, завела в подъезд, и в лифте по пути к восемьсот тринадцатой квартире безапелляционно объявила:
– Внутрь пойдут только двое. |