И чудят, чудят пилою

Руки — вольные досель.

И метет, метет метлою

Богородица-Метель.

Ноябрь 1919

* * *

Дорожкою простонародною,

Смиренною, богоугодною,

Идем — свободные, немодные,

Душой и телом — благородные.

Сбылися древние пророчества:

Где вы — Величества? Высочества?

Мать с дочерью идем — две странницы.

Чернь черная навстречу чванится.

Быть может — вздох от нас останется,

А может — Бог на нас оглянется...

Пусть будет — как Ему захочется:

Мы не Величества, Высочества.

Так, скромные, богоугодные,

Душой и телом — благородные,

Дорожкою простонародною —

Так, доченька, к себе на родину:

В страну Мечты и Одиночества —

Где мы. — Величества, Высочества.

(Вписываю во памяти и думаю, что осень 1919 г.)

БАЛЬМОНТУ

Пышно и бесстрастно вянут

Розы нашего румянца.

Лишь камзол теснее стянут:

Голодаем как испанцы.

Ничего не можем даром

Взять — скорее гору сдвинем!

И ко всем гордыням старым —

Голод: новая гордыня.

В вывернутой наизнанку

Мантии Врагов Народа

Утверждаем всей осанкой:

Луковица — и свобода.

Жизни ломовое дышло

Спеси не перешибило

Скакуну. Как бы не вышло:

— Луковица — и могила.

Будет наш ответ у входа

В Рай, под деревцем миндальным:

— Царь! На пиршестве народа

Голодали — как гидальго!

Ноябрь 1919

1920

1

Кремлю:

Над твоим черноголовым верхом

Вороны кружат...

Ты уходишь день, не открыв Кремля.

Ты плывешь в колокольном звоне...

Из Двадцатого Года уходишь ты,

Вербное Воскресенье

Благовещенье — внук твой — откроет реку...

— Из Двадцатого года, из Двадцатого века...

(Алины стихи — Москва, весна 1920 г.)

* * *

Я эту книгу поручаю ветру

И встречным журавлям.

Давным-давно — перекричать разлуку —

Я голос сорвала.

Я эту книгу, как бутылку в волны,

Кидаю в вихрь войн.

Пусть странствует она — свечой под праздник

Вот так: из длани в длань.

О ветер, ветер, верный мой свидетель,

До милых донеси,

Что еженощно я во сне свершаю

Путь — с Севера на Юг.

Москва, февраль 1920

БЛОКУ

Как слабый луч сквозь черный морок адов —

Так голос твой под рокот рвущихся снарядов [*].

И вот, в громах, как некий серафим,

Оповещает голосом глухим

— Откуда-то из древних утр туманных —

Как нас любил, слепых и безымянных,

За синий плащ, за вероломства — грех...

И как — вернее всех — ту, глубже всех

В ночь канувшую — на дела лихие!

И как не разлюбил тебя, Россия!

И вдоль виска — потерянным перстом —

Все водит, водит.