От резкого тона мужа Лена как-то странно ожила, если и не повеселела, то, по крайней мере, перестала грустить, и I юожиданно смиренно произнесла:

— Извини, сорвалась. Я просто за тебя переживаю. Когда же ты выспишься! — улыбнулась, поцеловала Вадима и, ныходя из машины около подъезда, нежно спросила: — Ты, когда приедешь, ужинать будешь?

Вадим поставил машину на ручник, вышел, подошел к Лене, обнял и стал целовать.

— Ленка! Любимая! Ты у меня такая хорошая!

В выходные Баковы приехали к Осиповым-старшим. Надо было как-то поддержать Владимира Ильича, и Илона решила устроить обед. Батый сослалась на недомогание, заявила, что ей лучше побыть одной, она еще не отошла от пятничных похорон, и ехать отказалась. К уговорам присоединилась Лена, затем Вадим. Только Вадиму бабушка Лиза назвала истинную причину: — «Хочу разобрать наши письма, памятные вещи. И вообще давно привыкла горе переживать в одиночку!» Вадим сказал, чтобы к Батыю больше не приставали.

Бабушки Эльза и Аня, накануне вместе просидевшие у овдовевшей Лизы не менее трех часов, чувствовали себя исполнившими долг, и на обед пришли с осознанием собственной значимости в этой жизни.

За столом речь как-то сразу зашла о политике. Толчком послужила причина совсем бытовая — невозможность достать гроб для похорон. Вообще-то к дефициту все привыкли. Но это к дефициту повседневному. То, что гробы могут стать предметом «доставания», у Владимира Ильича в голове не укладывалось. Наталия Васильевна впервые за многие годы столкнулась с тем, что ее муж растерялся, не мог решить проблему, сидел на кухне и, тихо подвывая, плакал. От собственного бессилия, от обиды, оттого, что столько прослужил власти, которая даже для похорон его отца гроб выделить не смогла.

Наталья Васильевна, как бы ей того не хотелось, позвонила Лене и попросила подключить Вадима. Лена отнеслась к просьбе как к совершенно естественной, ведь Вадим мог все, и попросила мужа помочь. Вадим тоже просьбе не удивился. Снял трубку, позвонил Аксельбанту и спросил, есть ли у того знакомые кооператоры, производящие похоронные принадлежности.

В Москве давно уже сложилось неформальное братство нэпманов, как называли себя сами кооператоры. Натуральный обмен услугами между нэпманами в эпоху тотального дефицита и необходимость противостояния чиновникам всех уровней и мастей стали делом и естественным, и очень удобным.

Решение вопроса у Вадима заняло не более часа. Оказалось, что гроб — это не проблема. Можно обычный сосновый, можно из дуба, а можно и канадский с окошком над головой умершего. Последний, снабженный еще и бронзовыми ручками, стоил почти две тысячи долларов, и покупали такие в подавляющих случаях только бандиты для похорон своих безвременно погибших товарищей. Да и простой-то гроб у кооператоров стоил месячной зарплаты среднего москвича. Но эта сумма Вадима мало волновала.

Владимир Ильич, хотя Вадим с Леной и взяли на себя все расходы по похоронам, все кипятился и никак не мог успокоиться:

— Это куда же мы докатились?! Простой человек, простой советский человек даже родственника похоронить не может! Место на кладбище не достанешь, дают где-нибудь на Хованском, у черта на рогах. В ЗАГСе настоишься в очереди до одури. Так ведь даже стульев для посетителей не поставили!

— Это временные сложности, Володя, — бросилась на защиту родной Советской власти Анна Яковлевна. — Вы как коммунист должны понимать, идет перестройка, естественно, где-то какие-то сбои.

— Да у вас перестройка все эти семьдесят лет не прекращается! — встряла Эльза Георгиевна. — Только последнее время как-то вы уж совсем доперестраивались.