Вадим набрал номер Самойлова. Секретарша академика ответила, что шефа нет, но он распорядился, если позвонит Осипов, дать его домашний телефон. Чтобы тот обязательно с ним связался.

Судя по сверхприветливому и уважительному тону секретарши, Вадим понял, что домашний телефон Самойлова раскрывают далеко не каждому. Этот номер — особая привилегия.

До Самойлова Вадим дозвонился лишь ближе к одиннадцати вечера.

— Василий Петрович, здравствуйте! Это Осипов. Извините, что так поздно, но я звонил раньше…

— Здравствуйте, Вадим. У вас все в порядке?

— Надеюсь. Кто сейчас знает?

— Я знаю. Вы не могли бы завтра ко мне заехать?

— Разумеется. Во сколько?

— Часов в двенадцать. Нам нужно с вами переговорить, а потом, вероятно, вместе съездить в одно место.

— Да, конечно, буду. Василий Петрович, а что случилось?..

Но ответа Вадим не получил. Самойлов уже положил трубку.

То, что сегодня утром Самойлов узнал про Осипова, его сильно удивило. Никак он не думал, что молодой талантливый юрист и, казалось, неглупый человек, может оказаться таким авантюристом.

Уже несколько месяцев назад академик Самойлов сделал свой выбор. Он поставил на Ельцина. При всем том, что Горбачев чисто по-человечески Самойлову был и понятнее, и ближе, как политик Ельцин вел себя намного точнее и вразумительнее.

Ново-Огаревский процесс по подписанию нового союзного договора шел таким образом, что реальность распада СССР становилась очевидной. Самойлов это понимал, как и многие другие эксперты, включенные в работу. Он и его единомышленники хотели выработать схему если и распада, то — управляемого. С сохранением единого правового и хозяйственного пространства, единой армии. Но без тотального диктата Москвы по всем вопросам и вопросикам. В качестве лидера именно такого процесса Горбачев был слаб. А вот Ельцин — вполне подходил.

ГКЧП смешало все тонкие расчеты и аппаратную игру. Победа путчистов автоматически вела если не к гражданской войне, то к отделению большей части из пятнадцати союзных республик. Этого нельзя было допустить.

И тут Самойлову позвонил Ельцин. Разговор был короткий, но совершенно конкретный. Российская власть не собирается подчиняться ГКЧП. Планируется принятие нескольких указов. Нужны консультации юриста. Просьба к Самойлову — помочь.

Не веря, что это происходит с ним, Самойлов позвонил жене, сказал, что в связи с развивающимися событиями, ему срочно надо вылететь в Киев, и поехал в Белый дом.

Три бессонных, выматывающих дня слились в один сплошной кошмар. Пиком сюрреалистичное™ происходящего стала встреча в коридоре Белого дома с Ростроповичем.

Слава сидел в кресле у стены и дремал с автоматом Калашникова на коленях. Василий Петрович сначала не поверил своим глазам. Они были очень хорошо знакомы. Хоть Ростропович с Вишневской и стали для советского руководства персонами нон-грата, Самойлов всегда, бывая в Париже, заезжал к ним домой. Разумеется, если сама звездная чета не отсутствовала по причине гастролей.

Увидеть Славу с автоматом было за пределами реальности. Самойлов не стал будить друга, но картинка преследовала его вплоть до конца кошмара трехдневного бдения в стенах Белого дома.

Двадцать второго августа, утром, перед началом очередного совещания "ближнего круга" Ельцина, Самойлова отозвал в сторону человек, фамилии которого Самойлов не слышал, но помнил, что представлялся тот просто — Саша.

Саша неотступно следовал за Ельциным, имел офицерскую выправку, был всегда спокоен и обладал умным колючим взглядом, хорошо отличавшим сотрудников КГБ. Род деятельности Саши для Самойлова не был тайной за семью печатями, хотя ни звания, ни должности, ни положения при Ельцине он не знал.