— Вам никогда мало не кажется. Мне представляется, что об этом стоит рассказать Саше. Он, если помните, тоже в Америке был.

— Прекрасно! Я только „за“! А когда совещание? Я же уезжаю.

— Вы меня действительно считаете старым маразматиком? — Марлен не скрывал, что сильно раздражен. Вадим только не мог понять, чем. — Я помню, что вы уезжаете четвертого. Совещание второго.

— Ну, тогда нет проблем.

— Привет отцу, — Марлен положил трубку.

* * *

Когда Вадим пересказал Лене разговор, она ни на секунду не усомнилась в причине раздражения Марлена. Тому крайне неприятно обращаться к Вадиму с просьбой, а обойтись без него он не может. Вадим был вынужден согласиться с женой. А ему так хотелось мира. Ему так тяжко стало жить в постоянной борьбе. Тем более с семьей Марлена, который столько для него сделал в начале карьеры. И с Сашкой, человеком, так поддержавшим его в Штатах. Да еще Юля…

Утром Осипов приехал на фирму в настроении еще более скверном, чем накануне вечером. Предстояла встреча с очень перспективным клиентом, которого, если и удастся заарканить, то, как это ни обидно, придется сразу кому-то передать. Через несколько дней отъезд в США, что поделаешь!

Просьба клиента, достаточно известного кооператора, Вадима удивила и озадачила. Надо было написать устав и учредительный договор коммерческого банка. Вадим, разумеется, успел прочесть Постановления Совмина и ЦК КПСС, разрешающие, при массе ограничений, создавать частные банки. Но он никак не ожидал, что среди солидных кооператоров найдутся люди со столь сильной авантюрной жилкой, что рискнут ринуться в эту, как он понимал, ловушку.

Ассоциация всего происходящего с НЭПом для Осипова была очевидна. Власть полностью потеряла контроль над экономикой: пустые прилавки, тотальный дефицит, первые, но уже многочисленные нищие на улицах — всё, как в начале двадцатых годов. Алгоритм поведения власти тот же. Дать людям немного подзаработать, наполнить магазины хоть чем-нибудь и потом, естественно, все отобрать.

Банковская сфера являлась именно тем инструментом, при помощи которого можно было в одночасье задушить кооператоров и цеховиков. Поверить, что государство ослабит гайки именно в этой области, значило расписаться в полной наивности. Клиент предложил Вадиму выбрать форму гонорара — либо одна десятая доля в уставном капитале и членство в составе учредителей, либо 50 тысяч рублей.

Вадим ответил, не сомневаясь ни минуты: 50 тысяч. Оказаться среди тех, у кого не сегодня, так завтра „люди в кожанках“ начнут отбирать все „награбленное у трудового народа“, ему никак не светило. Да к тому же Осипов точно не верил в успех коммерческих банков, которым придется соревноваться в борьбе за деньги населения со сберегательными кассами. А вот 50 тысяч — сумма вполне конкретная, мало того, огромная. И ее, если, конечно, не быть идиотом и не класть деньги на сберкнижку, не очень-то и отберешь.

Ударили по рукам. Клиент поставил условие: документы должны быть готовы через три дня. Получалось, в день отъезда Вадима. Договорились так: к вечеру 25 тысяч аванса передадут Вадиму. Остаток гонорара — в обмен на документы. Готовую работу клиенту отдаст Михаил Леонидович.

Вадим прикинул, что родителям двадцати пяти тысяч вполне хватит до его возвращения. Тем более, что Михаил Леонидович вел на фирме пару спокойных клиентов и получал за это по три тысячи в месяц. Ну, а не хватит, не проблема. У Автандила лежали на черный день пятнадцать тысяч, у Баковых дома под видом папки с документами еще двадцать, да и с фирмы, от клиентов, которых Осипов передал на обслуживание другим адвокатам, поступало почти по семь тысяч. Вообще-то поступало каждый месяц значительно больше, но доля Вадима укладывалась в эту сумму.