Спокойные цвета, которые словно бы заявляют, что кровь моя холодней льда.
— Надеюсь, все получится, — на ухо шепнул мне Второй, с нежностью глядя на Эмму.
Та уже немного оправилась от потрясения и принялась вертеть головой во все стороны и ерзать на сидении экипажа от нетерпения.
— Не зря же я весь прошлый вечер говорила с ней об Иберии, — одними губами произнесла я. — Она жаждет общения с настоящими иберийцами. Живыми Де Ла Серта от нее не уйдут.
Если Эмма Дарроу чего-то действительно желала, то шла к цели прямым путем, не замечая препятствий. Самым прямым путем. Моей же задачей было проследить, чтоб сестренка не проломила ненароком какую-нибудь стену.
Наверняка Де Ла Серта сметет волной детской непосредственности и любопытства.
Сама я намеревалась держаться с Мануэлем Де Ла Серта и его братом холодно и сдержанно. Строго в рамках приличий. Как и пристало благовоспитанной леди из уважаемой семьи.
Пикник в начале лета — это всегда удачная идея. Солнце еще не стало по-настоящему безжалостным, а зелень приятно радовала взгляд. А в устройстве подобного рода развлечений Греям равных не было. Сколько я себя помнила, наши родственники каждое лето приглашали на подобного рода приемы. И до последнего времени я наслаждалась каждым пикником.
Но вряд ли этот также доставит мне искреннюю радость.
Иберийцы действительно прибыли, причем, по словам раскрасневшейся от удовольствия и смущения Глории, Де Ла Серта явились одними из первых.
На меня племянница все еще глядела виновато, очевидно, до конца пока не поверив в мою ложь о безразличии к старшему сыну посла.
Одного взгляда, брошенного на Мануэля Де Ла Серта хватило, чтоб понять: дела его идут дурно, очень дурно. Будто черный плащ укрыл молодого человека, понемногу отрезая от мира.
Ему нужно было помочь. Как можно скорей. Но как же подойти мне к постороннему мужчине вот так запросто? А ведь для того, чтобы снять проклятие нам придется еще и наедине остаться. Надолго.
Ах, все было бы куда проще, будь я и впрямь просто бедной девушкой, цыганской шувани. Но благородная леди по рукам и ногам связана условностями и обязана блюсти родовую честь.
Только бы Шанта оказалась права… Только бы мне удалось спасти его. И заодно не погубить себя.
— Не волнуйся, Первая, ты невозмутимей мраморной статуи, — поспешил заверить меня близнец, беря под руку.
Брат решил, что я разволновалась, как бы не выдать свои чувства. И я не стала его разуверять. Рядом с ним стало спокойней. Казалось, вместе с Эдвардом я могу сделать непосильное.
Молодые иберийцы не стали нас избегать, и поприветствовали, как и было прилично.
Я воспользовалась случаем и представила Де Ла Серта Эмму, и с огромным удовольствием понаблюдала за тем, как у молодых людей в глазах загорается охотничий азарт.
Верно. Красавица с глазами лани, стройная как кипарис… Младшая завораживала. И улыбалась она так ясно и светло, как святые на иконах.
— Каков контраст… — вполголоса на иберийском сказал Мануэль брату. — Такой ангел — и вдруг сестра этой угрюмой дурнушки.
Я не подала вида, что понимаю их язык, хотя стало и горько. Эдварду притворство далось куда трудней: ведь Второй любил меня всей душой и готов был вызвать на дуэль любого, кто посмел бы обращаться с его Первой без должного уважения.
В неведении осталась только Эмма, которая восторженно вздохнула:
— Какой прекрасный язык. Мне бы так хотелось научиться на нем говорить!
Хорошо, что ей не пришло в голову заявить что-то вроде «а то Ева и Эдвард на нем разговаривают, а я — нет».
Подобные слова моей сестры иностранцам польстили, и они наперебой принялись уверять, что с огромным удовольствием возьмутся обучать прелестную сеньориту. |