С приема мы удалились рано, что было встречено пониманием и хитрым подмигиванием. Дед, точно крейсер, рассекал толпу, ведя меня под руку, подозрительно похожий на новобрачного. Я решила, что происходящее пришлось ему по душе. Домой мы отправились на моей машине.

‑ Как ты себя чувствуешь? ‑ душевно спросил он.

‑ Я что, с утра на здоровье жаловалась? ‑ огрызнулась я. ‑ Или ты имеешь в виду мое душевное состояние?

‑ Чего ты злишься? ‑ буркнул он и обиженно отвернулся.

Я думала, на этом мы и закончили, но дома, заварив чая и протягивая мне чашку, он вдруг сказал:

‑ Когда ребенок родится, в графе "отец" должно быть имя. Ты думала об этом?

Я тяжко вздохнула.

‑ Куда спешить?

Дед нахмурился, очень внимательно посмотрел на меня.

‑ Ты ведь все решила, верно?

‑ Верно, ‑ вяло кивнула я.

‑ И ты не передумаешь? ‑ Этот вопрос дался ему нелегко, взгляд стал настороженным, и отеческая улыбка сползла с лица. Он не дождался моего ответа, а может, боялся его услышать, и бодро продолжил:

‑ В создавшейся ситуации я считаю правильным, если у ребенка будет мое имя. Так лучше для всех. Для него в первую очередь.

Ответить на это мне было нечего. Наверное, он прав. В самом деле лучше. Для ребенка, для меня. И для Деда. Он хотел, чтобы я была рядом, а я хотела покончить с прошлым. С любовью к одному человеку, которая не принесла ничего, кроме боли, и любовью к другому, которая все еще больше запутала. Дед ничего не сказал, но я знала: стоит мне захотеть, и он женится на мне. Он будет хорошим отцом, в этом я не сомневалась. И, наверное, хорошим мужем. Даже если не оставит былых привычек менять баб каждый календарный месяц, меня это давным‑давно не волнует. Словом, будет у нас образцово‑показательная семья.

Но счастьем почему‑то и не пахло. Должно быть, все дело во мне, я просто не умею довольствоваться тем, что дает мне жизнь. Вроде бы и дает немало, да все не впрок. Вот ведь незадача.

Благая весть разнесется по городу, и, разумеется, Тимур очень скоро узнает... Как он отнесется к известию? Меня это действительно волнует? И мешает дать ответ Деду прямо сейчас: мол, да, ты, как всегда, прав и это для всех наилучший выход? Конечно, лучший. Только я не верю, что все кончилось. Не могу поверить.

Дед положил руку на мое плечо, легонько его сжал.

‑ Я люблю тебя, ‑ сказал тихо.

‑ Я знаю, ‑ кивнула я. Он грустно усмехнулся, не такого ответа ожидая от меня. Хотел уйти, но так и стоял, держа руку на моем плече, и заговорил:

‑ Я сам все испортил. Я знаю. Я не должен был поступать так, как много‑много раз поступал. Поверь, сейчас я думаю только о твоем благе. Не о себе. Слава богу, с возрастом мудреешь и можешь излечиться от эгоизма, когда желаешь этого. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Так что выбор за тобой. Что бы ты ни решила... ‑ Он вздохнул. ‑ Я пойму.

‑ Спасибо, ‑ похлопав его по руке, ответила я.

К словам Деда я привыкла относиться с сомнением. Он мог быть очень убедительным, вот как сейчас, но, по большому счету, это мало что значило. Когда‑то я уже слышала от него нечто подобное. Чем это обернулось в действительности, вспоминать не хочется. Конечно, он стал старше, мудрее, терпеливее, но... "Простотой и ясностью в моей жизни даже не пахнет", ‑ мысленно констатировала я с прискорбием.

Не знаю, на что рассчитывал Дед в тот вечер, может, всерьез решил, что я брошусь ему на грудь со слезами благодарности и мы скрепим союз в его постели, если и так, то я была далека от этого. Выходить за него замуж я не собиралась, даже для того, чтобы прикрыть свой "грех". С Дедом такие игры не проходят, и из формальной жены я очень скоро стану настоящей, а времена, когда я мечтала об этом, давным‑давно канули в прошлое. Плохо то, что эта мысль угнездилась в его голове, что‑то решив, он начнет неуклонно двигаться к цели, и никакие препятствия, а уж тем более мои возражения, его не остановят.