Она нимало не задумывалась, почему Гревилл должен ей помогать и где эти деньги возьмет. Если он знает, что она нуждается в помощи, то почему бы не помочь, ведь говорил, что готов сделать это в любую минуту жизни!

Гревилл действительно говорил, ему очень нравилась любовница приятеля. Чарльз прекрасно понимал, что Гарри завлек девушку обещаниями и попросту бросит, когда станет понятно, что выполнить эти обещания он не в состоянии. Так и получилось, только ко всем бедам Эммы добавилась еще ее беременность. Это была уже глупость — шестнадцатилетняя девушка с ребенком на руках. Конечно, Эмма выглядела старше своих лет, вполне сформировавшейся женщиной, и шестнадцать лет — это не двенадцать, но Гревилл понимал, что рождением ребенка она перечеркивала всю свою жизнь. Неужели такой красоте пропадать в деревне?

Чарльз раздваивался между желанием взять Эмму к себе и опасениями, что это ни к чему хорошему не приведет. Девушка безрассудна ровно настолько, насколько красива, она не задумывается над последствиями любых своих поступков, порхая по жизни так, словно все вокруг обязаны помогать ей только ради красивых голубых глаз и совершенства ее форм. Интересно, а не испортятся ли эти формы после рождения ребенка? Некоторые женщины после родов просто расплываются в ширину. Было бы обидно, ведь у Эммы и впрямь божественные формы.

От нее летели письма одно другого слезливей, Эмма намекала, какой была бы благодарной, принадлежи она Гревиллу. Письма невыносимо безграмотные, словно она и понятия не имела о правилах грамматики. Жаловалась, что не может найти Гарри, без конца напоминала об одиночестве и отсутствии всякой помощи, хотя жила у родных.

Гревилл понимал отчаянье Эммы, она уже привыкла к обеспеченной красивой жизни, привыкла к шампанскому, к породистым лошадям, ко всему, что мог дать ей Гарри в Ап-Парке. К хорошему привыкают быстро. После роскошного поместья и даже после Розмари-коттеджа деревенская лачуга приводила ее в ужас, а мысль о том, что в этом ужасе придется жить долгие годы, была невыносимой.

Эмма — точно изящная статуэтка или великолепная картина. Взять ее к себе значило не только получить удовольствие от обладания и созерцания, но и обрести устойчивую головную боль и непомерные траты. Ее никуда не выведешь, к тому же у красотки столь компрометирующие друзья в Лондоне, что дело может кончиться скандалом. И где вероятность, что, увидевшись с Гарри, она не вспомнит о своей страсти к Федерстонхо? Вытаскивать юную дурочку из деревни ради того, чтобы потом передать ее бывшему возлюбленному?

Нет, нет, нет! Она слишком опасна, способна скомпрометировать в любую минуту, бросившись на улице к какой-нибудь своей подруге времен работы в «Храме здоровья», и тогда каждый сможет ткнуть пальцем в Гревилла с насмешкой, что тот содержит пусть и красивую, но шлюху.

Чарльз Гревилл был, как и его дядя лорд Гамильтон, заядлым коллекционером, только лорд много богаче и коллекционировал больше предметы искусства, тогда как племянник увлекался еще и минералами. Упустить такую красивую девушку, как Эмма, для ценителя прекрасного настоящее преступление. Но и взять себе то, что нужно ежеминутно беречь, не имея возможности показать, — испытание не из легких.

Эмма безграмотна не только в письме, ее уэльский акцент в первой же фразе выдавал деревенщину, жаргон говорил о том, что она немало времени провела в лондонском низу, а привычка ругаться крепче кучеров или докеров вообще заставляла хвататься за голову. Это равносильно тому, чтобы купить копию Венеры и вдруг выяснить, что она кроет матом каждого проходящего мимо, либо красивого говорящего попугая, который, кроме отборных морских ругательств, не способен произносить ничего другого.