Эмма в ужасе затаила дыхание.

— …Ромни. Джордж Ромни истинный апологет женской красоты…

— Кто?! — почти с ужасом выдохнула женщина.

— Ценитель. Возможно, он напишет твой портрет.

Как сказать Гревиллу, что Ромни уже писал ее, что

они давно знакомы? Эмма не успела решиться на это, Чарльз взялся за шляпу и трость:

— Мы поедем к нему завтра, постарайся выглядеть очаровательно, благодаря Ромни можно стать очень популярной.

— Но ты же не хочешь, чтобы меня кто-то знал?

— Не кто-то, а твои прежние приятели!

— Чарльз, ты не останешься даже ужинать?

— Мне некогда, извини. Встретимся завтра.

Ни к чему говорить любовнице, что ужин у него состоится в более изысканном обществе. Красота еще не все, к ней бы приложить умение вести себя по-светски… Эмма старается, очень старается, у нее многие манеры аристократки, научилась вести себя прилично за столом, но с беседой пока туго. Эмма болтлива не в меру и, увлекаясь, мгновенно забывает о своем деревенском акценте и косноязычии. Однако Чарльз вовсе не намеревался представлять свою подругу королю или вести в высшее общество, он и сам туда входил только во время больших приемов и бочком.

У Гревилла прекрасная родословная, но не слишком большое состояние, как-то вести светскую жизнь он еще мог, но для будущего этого мало. Надежда только на дядю, брата матери лорда Гамильтона, который уже много лет представлял Англию в Неаполе при дворе короля Обеих Сицилии. Лорд Гамильтон весьма состоятелен, но главное — у него потрясающая коллекция художественных ценностей и нет наследников.

Супруга лорда Гамильтона Кэтрин, с которой они прожили больше двадцати лет, очень больна, а лорд уже немолод, дети у них едва ли будут, потому единственным наследником может быть только Чарльз. К племяннику лорд Гамильтон относился прекрасно, у них очень много общего, прежде всего страсть к коллекционированию, правда, картины и древние артефакты Гревиллу не по карману, он собирал больше минералы, но сама страсть одного коллекционера другому всегда понятна. Коллекционер коллекционеру всегда друг, даже если они претендуют на один и тот же предмет.

Дядя любил племянника и заверял Чарльза, что в завещании уже назвал его единственным наследником. В этом отношении можно быть спокойным, но ведь, пока жив дядя, самому Гревиллу нужно тоже на что-то жить и собирать свои коллекции.

Чарльз вспомнил, как удивилась Эмма, разглядывая его коллекцию минералов:

— Чарльз, а зачем ты собираешь эти камни? Разве их мало валяется под ногами? У нас в Хавардене разных камней полно, может, следовало привезти для тебя несколько?

— Это не просто камни, а редкие минералы, такие под ногами не валяются.

— Ну да, редкие! Точно вот такой серый я видела в Хавардене. Правда, правда! Выбросила, потому что он попал с кусками угля.

Гревилл только махнул рукой:

— Не рассуждай о том, в чем не разбираешься.

И римские черепки приводили Эмму в ужас, потому что тратить деньги на битую, да еще и много столетий назад, посуду она считала неразумным.

— Неужели разумней поить шампанским лошадей?

— Объясни, чем это ценно, я пойму.

— Для этого надо хоть чему-то учиться.

— А ты не мог бы учить меня?

Мог и учил, вернее, нанял учителей, но успехи Эмма делала только в рисовании и пении. Все восторгались ее идеальным голосом и слухом, ее умением схватить суть изображаемого предмета и прекрасным видением мира. А вот грамматика упорно не давалась, даже за речью она уже следила, но писала все так же невообразимо.

Гревилл засадил ее переписывать книги и заставлял писать себе письма, приводившие его в ужас.