Эмма поглядела на брата с укоризной. Она терпеть не могла, когда говорили о дурном,и уж тем более сестре было не по душе, когда обсуждали, как дурное сделать. Так что о сглазе и прочем колдовском вредительстве мы с Эдвардом при Эмме старались не заговаривать. Слишком светлая душа… И как только подобное нежное создание умудрилось вырасти в нашей семье?

– Ты только что предложил мне покалечить своего друга?   иронично осведомилась я у близнеца, который и не подумал смущаться.

– Не стоит сгущать краски,   с легкомысленной усмешкой махнул oн рукой.   Всего то один небольшoй перелом. Срастется рано или поздно, а заодно у старшего Де Ла Серта появится множество времени для размышлений о высоқом и вечном. Или ты просто настолько сильно не желаешь причинять вред Мануэлю, Первая?

Я упрямо мотнула головой… и промолчала. На этот вопрос у меня попросту не имелось ответа. Точней, наличествовали сразу два – один правдивый, а второй я не готова была озвучить при Эдварде.

Когда молодые Де Ла Серта прибыли, чтобы вместе отправиться на пикник, и как следует рассмотрели меня… Теодоро не расхохотался только чудом. Мануэль сохранил невозмутимость не иначе как неимоверным усилием воли,только взгляд, обращенный в мою сторону, стал каким то чересчур пристальным и задумчивым, а лицо словно бы закаменело.

Что поделать, Эдвард и Эмма тоже в первую секунду покатились со смеху, в полнoй мере оценив результат  моих трудов. Уж я постаралась, что бы при виде меня ни один здравомыслящий молодой мужчина даже помыслить не мог о браке.

– Творец, что за чучело,   вполголоса, однако достаточно разборчиво пробормотал младший из Де Ла Серта на иберийском.

Однако Мануэль, вместо того, что бы согласиться с братом, одними губами велел ему закрыть рот. И Теодоро действительно замолчал, при этом явно не понимая, что именно происходит и почему вдруг его брат начал раздражаться. По крайней мере, выглядел младший Де Ла Серта чрезвычайно изумленным и растерянным.

Правда, через пару минут Теодоро недоуменно поинтересовался у старшего брата опять же на родном языке:

– К чему столько волнений? Все равно нас не понимают.

Мануэль как то слишком уж многозначительно промолчал, что сталo для меня ещё одним поводом всерьез призадуматься над происходящим.

Неужели старший Де Ла Серта уже предполагает, будто речь на иберийском я все таки могу понимать? С чего ему вообще могло прийти подобное в голову? Неужели я где то допустила ошибку? Но ведь иберийский – это только язык, на самом деле его в Бльбине знает не так уж мало людей, в высшем свете в том числе. Наши страны активно торгуют, так что иберийский необходим многим… Возможно, Мануэль считает, будто его мог в нашем доме услышать кто то иной, не я? А после пересказать.

Пока я успокаивала себя таким нехитрым способом, продолжало казаться, будто что–то я позабыла, какую–то небольшую, но при этом чрезвычайно важную деталь, которая бы все непременно расставила по местам, помогла бы посмотреть на происходящее по новому. Вот только вспомнить, какую именно, никак не выходило, и я просто заработала себе невероятно cильную головную боль, которая заставляла едва не зубами скрипеть . А ведь я уже и так скрипела зубами из за одно лишь присутствия иберийцев!

Сазумеется, мое состояние удалось скрыть от Де Ла Серта, но не от брата с сестрой, которые то и дело спрашивали о здоровье. Пришлось вымученно улыбаться и говорить, что ничего страшного со мной не случилось. И действительнo же не случилось.

Ведь если я сейчас все таки пожалуюсь на невыносимую головную бoль, злoсчастный пикник окончательно не отменят, настолько легко меня в покое наверняка не пожелают оставлять .