— Есть такая вероятность, — сказал Карелла ровным тоном, — что убийца охотился как раз за Клэр.

— Я знаю.

— Есть вероятность, что во время расследования могут обнаружиться такие факты из жизни Клэр, которые именно тебе и не стоило бы знать.

— Ничего нового о Клэр я не узнаю.

— Во время расследования убийств открываются многие потайные дверцы, Берт.

— Ну, так куда вы меня направите? — спросил Клинг. — Что я должен делать?

Карелла снова обменялся с Мейером долгим молчаливым взглядом.

— Хорошо, — сказал, наконец, Карелла. — Отправляйся сейчас домой, побрейся, переоденься и отправляйся по адресу миссис Джозеф Векслер. Мы пытаемся выяснить, не получали ли жертвы каких-нибудь угроз или предупреждений или… а цель этого — понять за кем конкретно он охотился, Берт.

— Хорошо, — Клинг взял листочек бумаги, сложил его вдвое и сунул в карман пиджака. Он уже выбегал из дежурной комнаты, когда Карелла окликнул его:

— Берт?

Клинг обернулся.

— Да, в чем дело?

— Ты… ты, надеюсь, понимаешь, как мы переживаем за тебя?

— Думаю, что понимаю, — кивнул Клинг.

— Ну, хорошо.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, затем Клинг повернулся и быстрым шагом вышел из комнаты.

Большие города объединяет одна общая странность раздробленность и не сочетаемость их частей. Думается, что все компоненты должны совпадать, как кусочки в детской картинке-головоломке, но по какой-то неведомой причине, все эти реки, ручьи и туннели соединяют собой такие городские районы, которые, казалось, больше напоминают иностранные государства, находящиеся за многие сотни миль друг от друга, чем соседние сегменты одного и того же протяженного мегаполиса.

Несомненно, Айсола считался сердцем большого города, а 87-ой участок, находясь в его центре, подобно ступице, вращающейся в середине большого колеса, впитал в себя все характерные черты этого города. Название «Айсола» относилось к острову, как можно догадаться по смыслу этого слова, которым без лишних раздумий, наградил его лишенный воображения итальянский путешественник, случайно наткнувший на Америку спустя долгие годы после того, как его соотечественник уже открыл эту землю и объявил остров собственностью королевы Изабеллы. Вопреки Колумбу, этот незадачливый припозднившийся бродяга обладал чувством прекрасного и, прибыв на этот чудный остров, был настолько поражен красотой окружающий природы, что долго не мог вымолвить ничего кроме слова «исола». Не «исола белла», или «исола беллисима», или «исола ла пью белла д'Италия», а просто «исола».

Просто остров.

Поскольку этот скиталец был коренным итальянцем, уроженцем маленького городка Сан-Лиуджи, то и произнес он это слово на чистейшем итальянском языке. В течение последующих веков если не сам остров, то его название по разному уродовали новые поселенцы, произнося его то «Айсла», то «Айсула». Столь извращенный язык, возможно, и покоробил бы крестного отца этой местности, доживи он до двадцатого века и окажись в этих местах, но, скорее всего, он просто не узнал бы остров. Небо над Айсолой проткнули шпили небоскребов, под землей прорыли туннели. Жизнью острова теперь правил большой бизнес. В его порты стекались товары со всего света. Его берега усеяли бесчисленные мосты, соединявшие остров с менее активными частями города. Айсола далеко ушел от Сан-Луиджи.

В отличии от Айсолы, Маджеста и Бестаун своими названиями отражали английское влияние на новый свет, по крайней мере, в той ее части, что касается увековечения имен британского королевского дома.