Темные болезненные круги под глазами придавали его зрачкам странный вид и поразительным образом усиливали их голубой цвет.
— Кто-нибудь имел на него зуб?
— Лжешь, — сказал Уиллис. — Небось, та же гнида, что и тебя снабжает.
Пайн продолжал молчать.
— Ну, правильно, — сказал Уиллис, — давай, защищай барыгу. Странные вы люди. Выгребаете свои последние гроши и несете им. Ну, валяйте. Обогащайте барыг — пусть жиреют. Давай, продолжай защищать этого изувера, чтобы он мог и дальше сосать вашу кровь. Ну, дурак набитый, кто ваш толкач?
Пайн ничего не отвечал.
— Хорошо. Ла-Скала задолжал ему?
— Нет.
— Ты уверен?
— Вы — коп, — сказал Пайн, — и сами, должно быть, знаете, как работают эти жирные деляги? Наверняка вы знаете, что работают они только за наличные, и деньги вперед. Поэтому, насколько я знаю, Тони ничего не задолжал поставщику.
— У тебя нет мыслей на тот счет, кто бы мог его убить?
— У меня нет никаких мыслей на этот счет, — сказал Пайн.
— Ты сейчас под кайфом?
— Нет, просто немножко в сон клонит, и все, — сказал Пайн.
— Ты когда последний раз кололся?
— Что-то около часа назад.
— Кто поставляет тебе наркоту, Пайн?
— Ой, да бросьте, коп, — сказал Пайн. — Какой смысл кому-то убивать такого парня как Тони? Себе дороже. Это же полная глупость, разве не так? Зачем кто-то будет избавляться от собственного покупателя?
— А как плотно Тони сидел на игле?
— Кололся без остановки.
— И сколько у него уходило в день на наркотики?
— Двадцать пять — тридцать баксов, а может и больше. Точно не знаю. Да сколько б он ни тратил, его толкач никогда б не отказался от его денег — незачем ему было убивать Тони. В чем смысл? — Пайн горько усмехнулся. — Барыги любят наркоманов, разве вы не знаете?
— Знаем, знаем, еще как любят, — сухо заметил Уиллис. — Ну, ладно, расскажи-ка мне все, что тебе известно о Ла-Скале. Сколько ему было лет?
— Примерно как мне — Двадцать три — двадцать четыре года.
— Женат? Холост?
— Холост.
— Родители живы?
— Думаю, что живы, но живут не здесь.
— А где?
— Где-то на западном побережье. Кажется, его папаша крутится в киноиндустрии.
— Что ты имеешь в виду? Кем в киноиндустрии? Что, отец Ла-Скалы — кинозвезда?
— Во-во, ага, кинозвезда. Прямо как мой папашка, — сказал Пайн. — Вы знаете, кто мой папашка? Сам Кэри Грант. А вы что, разве не знали?
— Хватит острить, — сказал Уиллис. — Чем занимается отец Ла-Скалы?
— Работает кем-то в съемочной группе. Кажется, на подхвате: пойди — принеси — отнеси, но точно не знаю. В общем, работает в съемочной группе.
— Ему не известно, что его сын погиб?
— Сомневаюсь, чтоб он знал. В Лос-Анджелесе никто газет не читает.
— Откуда ты, черт возьми, это знаешь?
— Я был на Западе.
— Наверное, проезжал мимо, когда ездил в Мексику за наркотой?
— Какая разница, куда я ездил? Я был на Западе и видел, что в Лос-Анджелесе никто газет не читает. В Лос-Анджелесе все только тем и занимаются, что жалуются на смог, и ищут глазами Лану Тернер: вдруг она остановится рядом на красный сигнал светофора. |