— Я, с вашего позволения, присоединюсь к вам, чтобы не видеть, как ведет себя мой родственник, которому довелось стать королем. О, если бы только его отец знал и видел все это!
— Если бы отец был жив, Давид не был бы королем, — с вымученной улыбкой сказала Джоанна.
— И Шотландия, — подхватила графиня Гаррик, — не была бы такой несчастной и униженной страной.
— Я даже не стану ждать ответа от брата, — твердо заявила Джоанна, вдруг ощутив прилив сил. — Сейчас же начну собираться. Значит, вы со мной?
— Мы отправимся завтра же. Я не оставлю вас в беде, можете на меня рассчитывать.
— Спасибо, Аннабелла. Как хорошо, когда есть настоящие друзья. Уверена, мой брат не откажет нам.
— Итак, в путь, Джоанна.
Ее приняли в Лондоне тепло и радушно. Эдуард был взбешен, узнав, как поступили с его сестрой. Он сказал, что ей будет отведена соответствующая резиденция и определено денежное пособие, чтобы она ни в чем не зависела от недостойного мужа.
Тем временем Давид после бегства жены почувствовал себя несколько не в своей тарелке. Хотя не в его характере было обращать внимание на окружающих, он не мог не заметить их возмущения тем, что на месте королевы Джоанны появилась какая-то вульгарная подозрительная особа. Граф Мар и несколько лордов открыто заявили ему, что не одобряют его действий, последствием которых стал отъезд из страны законной супруги, и что это может привести к ухудшению отношений с Англией, к тому, что условия перемирия снова станут суровыми для них.
Когда он проезжал по улицам, люди взирали на него сумрачно, никаких приветственных возгласов, зато раздавались выкрики, выражающие недовольство.
Напуганный этим Давид готов был сделать что угодно, кроме одного — он не мог удалить от себя Кэтрин Мортимер. Эта женщина словно околдовала его. Когда граф Мар от имени многих потребовал отправить ее обратно в Англию, Давид заявил, что пойдет на все, но не позволит этого.
Видя его безумную решимость скорее потерять корону, чем женщину, его советники предложили ему самому отправиться в Лондон и уговорить жену вернуться.
— В Англию? Где я провел эти ужасные одиннадцать лет? — вскричал Давид. — Да еще упрашивать жену? Никогда!
Но граф Мар был настойчив:
— Вы обязаны сделать это, милорд. Ради мира и спокойствия Шотландии. И вам не трудно будет уговорить королеву. Стоит только рассказать ей, как все в стране озабочены ее отсутствием, этого будет достаточно. И никто ни здесь, ни в Лондоне не будет знать об истинной цели вашей поездки: все будут думать, что вы поехали, чтобы вести речи об уменьшении выкупа и о прочих вещах, связанных с договором о мире. Соглашайтесь, милорд, иначе стране и вам грозят серьезные беды…
Наконец Давид согласился, и в Англию отправилась кавалькада из восьмидесяти человек. Не рассчитывая, что он будет принят при дворе, Давид остановился в Холборне, откуда отправил Джоанне послание, в котором смиренно просил оказать ему честь и прибыть к нему с визитом.
Она не стала упрямиться и сразу приехала, найдя его совсем в ином состоянии и настроении, нежели тогда, когда они виделись в последний раз.
Он виновато посмотрел на нее и сказал просительным тоном:
— Моя дорогая Джоанна, выслушайте меня. Боюсь, что излишнее количество вина затмило мой разум, когда вы соблаговолили прийти ко мне, и я прошу у вас прощения.
Она молчала.
Он взял ее руку, которая оставалась безжизненной в его руке, и попытался воздействовать на жену, пуская в ход красноречие, всевозможные уловки и немалое мужское обаяние. Она была вежлива, но непреклонна.
Его взбесило ее самообладание. Он привык думать о ней как о слабой, безвольной женщине и ошибочно принимал за бесхарактерность всегдашнюю учтивость и отвращение к ссорам и препирательствам. |