Она гордилась сыном, с жадностью выслушивала все, что рассказывали о нем, о его толстушке жене, о детях. Особенно о старшем, по прозвищу Черный Принц, герое двух победоносных сражений, — о внуке!..

Разве ее жизнь можно назвать неудачной? Нет! Она сделала много, добилась немалого. У нее такой сын и такой внук… А то, что произошло когда-то в замке Беркли… давно уже забыто… И она может умереть спокойно…

Ее навестил сын. Какой он красивый! Как по-королевски выглядит!

Эдуард опустился на колени возле постели, взял ее руку в свою и крепко сжал.

— О дорогой сын, — произнесла она. Голос у нее был уже каким-то потусторонним. — О дорогой сын, ты воплотил в жизнь все мои мечты.

Он склонил голову. Ему было жаль ее, но он не мог притвориться даже перед самим собой, что чувствует к ней любовь. Любовь была в те далекие годы, когда они жили во Франции, а потом в графстве Эно, где он впервые встретил Филиппу. Тогда он любил мать, смотрел на нее снизу вверх и был послушным орудием в руках у нее и у ее любовника — он ведь был всего-навсего мальчиком, именем которого они правили и делали все, что хотели. А потом наступило прозрение, открылась неприглядная правда. Он узнал об их порочной связи, понял их намерения и, что страшнее всего, прослышал об ужасном преступлении, которое они совершили, — об убийстве его отца, тоже, впрочем, грешного и сделавшего немало плохого для королевства.

Эти воспоминания мелькнули, как молния, и мгновенно погасли. Ведь он сейчас у смертного ложа. Умирает его мать.

Понимает ли она сама это?

Она понимала.

— Эдуард, мне осталось жить недолго. Обещай похоронить меня в обители францисканцев в Ньюгейте.

— Я сделаю это, — отвечал он, потому что кто же посмеет оспорить предсмертное желание человека.

Но Эдуард помнил, что там погребено четвертованное тело Роджера Мортимера. Она не забыла о любовнике и на смертном одре и хочет лежать в могиле рядом с ним.

Она заговорила вновь:

— Еще я хочу, чтобы сердце твоего отца было со мной. Обещай, что его положат мне на грудь. Ты сделаешь это для меня, Эдуард?

Он поклялся, что сделает. Хотя… Где оно, это сердце?..

Это были все ее пожелания, о самих похоронах они говорили совсем мало.

Он уехал в печальном расположении духа.

Король Шотландии Давид решил, что не будет сокрушаться из-за того, что жена сбежала в Англию. Он никогда ее не любил, она всегда была ему в тягость, в ее присутствии он вечно ощущал неловкость — словно мальчишка, который постоянно ведет себя не так, как положено, и потому заслуживает осуждения. Если бы не настроения среди приближенных и в народе, он был бы вне себя от счастья.

Но полного счастья не получалось, обстановка была напряженной.

— Пусть… пусть остается у любимого братца! — кричал он. — Одним ртом меньше при моем дворе!..

Единственным утешением и утехой была Кэтрин, он привязывался к ней все больше. Напрасно доброжелатели умоляли его соблюдать хотя бы внешнюю благопристойность, он не внимал уговорам.

Кэтрин же вела себя еще более вызывающе: откровенно выказывала презрение к высокородным особам, не проявлявшим к ней симпатии, и требовала от короля, чтобы все деловые разговоры он вел только в ее присутствии. Она появлялась с ним везде, причем, не стесняясь, надевала фамильные королевские драгоценности.

Народ на улицах всячески поносил ее, обзывая бессовестной шлюхой, королевской подстилкой и словами еще похлеще, но они были привычны для ее слуха, она только смеялась и принуждала Давида тоже посмеиваться, уверяя его, что все эти люди просто завидуют ему.

Любой на его месте давно бы понял, что так продолжаться не может, но он был слеп, как новорожденный котенок, и ничего не хотел замечать.