Блад сидел у стола, опустив голову на руки. На столе перед ним стояла полупустая бутылка рома. Джоанна подошла к столу, взяла тару и взглянула сквозь нее на свет.
— Это что такое?
— Ром, — меланхолично ответил Питер, не поднимая головы.
Джоанна аккуратно вылила содержимое в иллюминатор и поставила пустую бутылку на стол. Блад собрался повторить процесс заспиртовывания мозгов, что не удалось ввиду отсутствия субстрата. Это обстоятельство разъярило Питера. Он вскочил на ноги с витиеватым пассажем морской колоратуры и осекся, напоровшись на спокойный и чуть брезгливый взгляд Джоанны. Бормоча извинения и пытаясь неловкими пальцами привести себя в порядок, Блад тяжело опустился на стул.
— Это как понимать? — поинтересовалась самозваная гостья, садясь напротив. — Из-за чего сыр-бор?
— Из-за кого… — мрачно поправил Питер.
— Из-за кого? — терпеливо повторила Джоанна.
— Из-за девушки, которую я люблю и которой я безразличен.
— Вы говорите о мисс Бишоп?
— При чем тут мисс Бишоп?! Речь не о ней.
— Так. Уже интересно. Разберемся по порядку. Что произошло?
— Ничего особенного. Просто у этой девушки сердце занято.
— И вы не интересовались, кем?
— Нет.
— Что ж так?
— Не люблю лезть в душу. Она сама скажет, если захочет, — Блад почти испытывающе посмотрел на Джоанну.
— Хорошо. Она скажет.
— Сейчас?
— Можно и сейчас.
— Так кем же?
— Одним чересчур тактичным чурбаном со степенью бакалавра медицины! — взорвалась Джоанна.
Питер протрезвел от потрясения:
— Почему же ты не сказала тогда?
— Потому что ты не спрашивал. И потом… Там все время вертелась мадам Майень.
Ксави в три прыжка преодолела трап, пронеслась по палубе, дернула дверь каюты и от неожиданности чуть не упала: на пороге, странно пошатываясь, стоял матрос Эльдорадо. Его мутные, как лужи после ливня, глаза совершенно остекленели, руки искали точку опоры, а открытый и перекошенный от ужаса рот судорожно жевал воздух, со стуком хлопая челюстями. Мари в недоумении помахала пальцами у него перед носом. Эльдорадо глянул на нее отсутствующим взором и с тяжким стоном сполз по двери на палубу.
Настороженная Ксави заглянула в каюту. Привидений, миражей и фантомов там не наблюдалось. Пожав плечами, она попыталась найти рану на теле Эльдорадо. Не отыскав таковой, Мари, бормоча что-то о психозах, маниях, белых горячках и плохой наследственности, отволокла застопоренного матроса к фальшборту и вернулась в каюту. Бумаги на столе были в порядке, сейф заперт. В рассеянности, обдумывая странное поведение Эльдорадо, Ксави опустилась в кресло. Легкий электрический разряд пониже спины и слова: «Седьмой! Седьмой! Я — Центр!», — произнесенные монотонным усталым голосом, сразу прибавили ей сообразительности.
С трудом придя в себя от приступа дикого хохота, Мари отозвалась сдавленным голосом:
— Центр! Я — Седьмой! Выхожу на связь через пять минут!
Ксави выглянула на палубу. Эльдорадо уже силился поднять голову. Мари выплеснула на него ведро воды.
— Седьмой! Седьмой! Я — Центр! Перехожу на прием! — сказал Эльдорадо по-русски и громко икнул. — Ксави! Я… там… там…
— Ну надо же так надраться! Тридцать три тысячи чертей! — не давая ему окончательно прийти в себя, перешла в наступление Мари. — Люди добрые! Этот дырявый самогонный аппарат вылил в свои внутренности трехдюймового калибра весь мой чистейший, стерильнейший спирт! Как ты его добыл, незаконнорожденный отпрыск кальмара?!
— Я выпил твой спирт? — искренне изумился Эльдорадо. |