Как смеет эта дерзкая кокетка представлять несомненное достоинство чуть ли не уродством!
— Как ты приехала сюда? — осведомилась Далила; — Я не вижу твоей лошади.
Корделия быстро пораскинула мозгами, то ли оставить Далилу в неведении, то ли сыграть на возможном ее страхе пред могуществом эсперов. Осторожность победила:
— Я не считаю нужным привязывать лошадь; пусть себе пасется, пока не понадобится.
— Видимо, она очень хорошо обучена, раз является по Твоему зову.
Корделию удивили насмешливые интонации в голосе Далилы.
— Я просто свистну ей, когда пожелаю.
Далила вздохнула, старательно изображая зависть:
— А я так и не научилась свистеть.
— Значит, не досталась тебе сладостно-горькая судьба иметь братьев, — язвительно ухмыльнулась Корделия.
— Действительно, — невинно распахнула глаза Далила. — Но разве девушке от этого меньше хочется замуж? — и добавила, не дожидаясь ответа:
— Ты должна простить мне любопытство. Я еще так молода. Мне всего восемнадцать.
«Восемнадцать чего?» — осведомилась Корделия, но только про себя.
— Года не пройдет, как ты узнаешь все, что необходимо женщине, — уверила она, думая при этом, что Далила уже знает куда больше, чем следовало бы истинной леди.
— Хочется верить, — вздохнула Далила. — А что это за «хворост», о котором ты говорила?
С кромки леса их окликнул Джеффри.
— Ветки и сучья, — Корделия показала собранный в передник хворост. — А джентльменам останется принести чурбаны.
Но следует поторопиться с растопкой, потому что они уже возвращаются с добычей.
— А что такое «растопка»?
— Сухая трава с листьями! — И Корделия, направляясь к реке, тут же подхватила несколько горстей.
Джеффри поскакал к берегу. Следом за Корделией плелась Далила, так что, к счастью, она не видела пылающие гневом и унижением щеки гордой дщери семейства Гэллоуглас. У Корделии возникло неясное ощущение, что в состоявшейся битве колкостей она проиграла. А в том, что это была настоящая битва, она совершенно не сомневалась, хотя большинство реплик Далилы казались вполне невинными.
Ей было вдвойне странно чувствовать себя побежденной, ведь она, несомненно, одинаково хорошо принимала и наносила удары.
— То, что надо! — оценил Джеффри охапку, что свалила Корделия на глинистый берег, и вдруг на растопку каскадом посыпались прошлогодние листья и сухая трава. Корделия удивленно подняла глаза и наткнулась на сладчайшую из улыбок Далилы. Горстка за горсткой, бестия набрала по дороге целую кучу! — Хорошее начало, — объявил Джеффри.
— Надо разжечь костер. — Корделия встала на колени, стряхивая с юбки траву.
Подошел Ален с двумя шестидюймовым камнями, положил их возле растопки, пробормотал, украдкой поглядывая на Корделию, что надо бы принести еще, встал и удалился. Нахмурившись, она проводила его взглядом. Конечно же, его переполняет раскаяние, но как же вернуть суженого, если он с тобой даже не разговаривает?
— А вот тебе и огонь. — Джеффри уже спешился, сел перед трутом, вытащил кинжал и достал из сумки кремень. Несколько раз сноровисто ударил их друг о друга, пока большая искра не упала на трут. Потом он высек еще и еще одну. Корделия осторожно раздувала их, и занялся огонек. Краем глаза она заметила, что Далила по-прежнему стоит, презрительно глядя на девчонку-сорванца, что способна плюхнуться на колени в траву и, словно какой-то мальчишка, раздувать костер. Корделия повернулась, чтобы одарить ее нежным взглядом:
— Женщине заповедано быть хранительницей домашнего очага. |