Ей было известно, что мать вышла замуж в двадцать девять лет — очень поздно для средневековой женщины.
— Отец мой думает иначе, — все так же сладко проговорила Корделия. — А твой?
Идеально гладкий лоб Далилы пересекла глубокая складка:
— Мой что?
— Твой отец, — объяснила Корделия. Она вздохнула, будто набираясь терпения, чтобы начать объяснять элементарные вещи пятилетнему ребенку. — Считает ли твой отец, что мать должна от него зависеть?
— Она, конечно же, во всем на него полагается, а он, в свою очередь, вполне заслужил ее доверие, — радостно сообщила Далила. — По правде говоря, мне кажется, что в этом-то она позаботилась о себе превосходно.
— Как это? — нахмурилась Корделия.
— Ну, в том смысле, что женщина, которая способна позаботиться о себе и не нуждается для этого в муже, никогда замуж не выйдет.
Корделия застыла, уставившись на девицу, однако не выдала охватившей ее ярости, обратив ее в кривую усмешку:
— Та, что не нуждается в мужчине для того, чтобы спрятаться за его спину, получит как раз лучшего из мужчин, и только по любви — истинной любви.
— Ax! Истинная любовь! — Далила бросила взгляд в сторону леса. — Кто же не мечтает о ней! А если она вообще не придет, леди Корделия? Тогда как жить-поживать?
— Жить, как захочется, — фыркнула Корделия.
— Ну уж нет! — Далила распахнула свои огромные глазищи. — Мы будем делать все возможное, чтобы добиться своего.
И Корделия поняла, что Далила решила сделать все возможное, чтобы добиться Алена. Явно настала пора сменить тему разговора. Корделия принялась собирать хворост. — Как же ты, барышня, оказалась в компании моего брата и его приятеля? — Пожалуй, в слово «барышня» она вложила несколько больше чувств, чем то было необходимо.
— Увы мне! — сокрушенно воскликнула Далила. — Я кинулась на зов любимого, но он предал меня и сам не явился.
Это заявление лишило Корделию самообладания. Она в ужасе смотрела на собеседницу:
— Неужели он мог так поступить с тобой?!
— Да, — вздохнула Далила. — Боюсь, что я оказалась слишком доверчива.
Корделия ничуть не сомневалась, что уж чем-чем, а излишней доверчивостью Далила не страдает, разве что к своим способностям вертеть мужчинами.
— Как же ты не испугалась лесных разбойников?
— Еще как испугалась! — Далила смахнула невидимую слезу. — Я очень боялась, что они обидят меня, пусть и не так жестоко, как мой возлюбленный. — Она отвела глаза, налившиеся теперь уже самыми настоящими слезами, что покатились по щекам, оставляя за собой мокрые дорожки. Корделия чуть было не прониклась к ней самым искренним состраданием, тут же, однако, уступившим место приступу ярости. В нужную минуту эта гадюка способна даже разреветься! Чем больше росло ее восхищение артистизмом женщины, тем больше появлялось сомнений в ее искренности.
Тем не менее она постаралась вложить в голос побольше сочувствия:
— Думаю, ночь показалась тебе бесконечной.
— Всякая ночь тянется долго, если рядом не бьется любящее сердце.
Корделия задумалась, вправе ли Далила именоваться «девицей», а вскоре сомнения ее переросли в уверенность.
— Таким опытом я не обладаю, — ласково проговорила она.
Далила бросила на нее пытливый взгляд.
— Да уж, — с изрядной долей презрения согласилась она. — Откуда тебе знать.
Корделия ощутила, как у нее загорелись щеки — совершенно непонятно, почему, ведь девственностью можно только гордиться. |