– Раз она не раскололась у вас от удара о землю, значит, достаточно крепкая, – фыркнула нянька, обхватив его сзади руками за пояс. – Поехали.

Командир королевских гвардейцев потерял много крови из глубокой раны в предплечье и едва держался в седле. Уже сидя верхом, Зила перетянула ему руку куском ткани, оторванным от подола своей нижней рубахи. Затем, свесив голову набок, чтобы Бран мог ее хорошо слышать, она всю дорогу бубнила мальчику на ухо какие‑то сказки. Слушая их, принц не капризничал и не просил есть. Герберт был ей за это благодарен, потому что еле справлялся с лошадью.

Только к концу дня рыцарь и его спутники добрались до укрепленного поместья графов Лисских. Зила, сама чуть не падавшая от усталости, сняла принца с лошади и отнесла его в дом. «Никогда не одобрял того, что делает беотийский король, – думал воин, – но, кажется, на этот раз он поступил правильно, найдя для Брана такую няньку. Она заботится о чужом ребенке больше, чем о себе». Герберт все еще ощущал приятную близость ее пышного тела, прижимающегося к его спине во время езды. Он вспомнил свою вечно перепуганную жену и хмыкнул: «Ох, уж эти самоуверенные беотийские девки! Может быть, я предложу ей стать моей наложницей. А может, она пошлет меня к черту. Тоже бывает. Во всяком случае, попрошу Арвена снять с нее ошейник рабыни: такая преданность маленькому принцу заслуживает награды».

Глава 10

Вечером следующего дня после битвы на Мелузинском побережье Арвен получил известие о страшном поражении, нанесенном на севере его войскам вышедшими из‑под земли людьми. В довершение всего карлики высосали у погибших кровь, от чего стали еще сильнее.

– Плохи дела, – сказал Хаген, нервно пожевывая травинку. – Это фейры.

Львиный Зев кивнул.

– Что ты намерен предпринять?

За последнее время норлунг не то чтобы научился доверять беотийцу – для этого он был слишком подозрителен, – но все же привык к тому, что на Хагена можно положиться. Владыка Плаймара, пережив страшные дни бестелесного блуждания, постарел, помрачнел, стал сдержан и куда менее подвержен чужому влиянию. Тайное знание далось ему нелегко. Теперь он видел в Арвене не просто государя соседней страны. Иногда Львиный Зев ловил на себе взгляд его настороженных серых глаз, и тогда казалось, что Хаген смотрит на норлунга не совсем как на человека.

В тот вечер союзники расстались поздно, обсудив безрадостное положение дел и усидев вдвоем три довольно вместительные амфоры терпкого мелузинского. Арвен рухнул на ложе и готовился уже заснуть, когда перед ним прямо из темноты соткалась фигура старика‑отшельника. Она появилась в тот краткий миг между сном и явью, когда впадающий в дремоту человек особенно беззащитен перед чарами. Львиный Зев хотел вскочить, но его тело оцепенело.

– Ты узнаешь меня? – глухо, как из‑за толстой стены, произнес маг, поднимая на норлунга свое черное, словно обожженное лицо.

– Локер? – выдавил из себя король. Ему показалось, что он задыхается от нестерпимой тяжести, навалившейся на грудь.

– Вижу, что узнал, – старик зашелся сухим надтреснутым смехом. – Знаешь, почему тебе сейчас так плохо? – на тонких, черных, как у мумии, губах отшельника появилась улыбка. – Это потому, что тогда в лесу я все‑таки успел подчинить себе твою кровь. Не всю. Обидно, правда? Эта девка помешала мне! Она, как преданная охотничья сука возле ног хозяина, стерегла каждый твой шаг.

– Не смей так о ней говорить! – прохрипел Львиный Зев, чувствуя, как навалившаяся каменная глыба готова расплющить его.

– А, пожалел? – свистящий, похожий на шипение змеи, шепот мага послышался у самой щеки короля. – Она была твоим ангелом‑хранителем, норлунг.