|
— У всех родителей дети как дети, а ты… — Между прочим, я уже не ребенок, а ты мне — не родитель! — Знаю, — после непродолжительной паузы пробормотал неожиданно сникший старик. Вскочив, Лера подбежала к Ерофееву сзади и, приобняв за шею, чмокнула в щеку. — Деда, ну прости! Само вырвалось, дура я. Завтра всю посуду перемою и уборку сделаю, вот увидишь! Ерофеев все не поднимал взгляда, молчал. — Быстро ты у меня выросла, — наконец покачал он головой и погладил девушку по руке. — Неправда, — Лера зарылась носом в колючую серебристую бороду. — Я еще ма-аленький-ма-аленький лисенок. — Ты давно уже взрослая девка, — не поднимая глаз, с грустной усмешкой отозвался тот. — И кусаешься не хуже волка. — Р-р-р! — довольная, что деда отпустило, шутливо зарычала Лера. — Ладно, засиделись мы чего-то… Утро вечера мудренее, — сдвинув к центру стола опустевшие кружки, Ерофеев чмокнул скинувшую калоши Леру в макушку и пошаркал на свою половину, прикрыв за собой дверь. — Спокойной ночи, — расстегнув пуговку и тихонько звякнув короткой молнией, Лера качнула бедрами, вылезая из джинсов. Она забралась на свой матрац и укрылась одеялом, свернулась калачиком, поджав ноги. Опять ему нагрубила. Глупый, дурацкий язык! Но при одном упоминании о свадьбе внутри у девушки все мгновенно воспламенялось от злобы и омерзения. Она открыла глаза и, повернув голову, посмотрела на чудесный подарок одинокого охотника, который по-прежнему источал сладковатый дурманящий аромат. Устав ворочаться в бесполезных попытках уснуть, Лера вылезла из-под одеяла и подошла к столу. Диковинное растение медленно засыпало, складывая мерцающие лепестки в бутон. Лера забралась на стул и, подобрав ноги, уперлась подбородком в острые коленки. Мерцание лепестков волшебными искорками отражалось в ее глазах. — Ты чего колобродишь, отбой два часа назад был, — в комнату заглянул Ерофеев, спросонья трущий глаза. — Еще немного, деда, — не отрываясь от цветка, тихо попросила девушка. — Он закрылся почти. — Насмотришься еще, — проворчал Ерофеич, пряча широкий зевок в кулак. — И так на плантации больше всех вкалываешь, вон, на лице одни глаза остались… Большущие зеленые Лерины глаза, чуть прикрытые рыжей челкой, были предметом восхищения всей мужской половины убежища. — Да ладно, — стушевалась девушка, но тут же, оглядев себя, заявила со всей непосредственностью юности: — Я нормально выгляжу. Не хуже других. — Нормально, — с отеческой укоризной покачал головой снова зевнувший дед. — А ну-ка быстро спать! В коридоре за стеной послышался неразборчивый гомон. Раздалось несколько коротких фраз, будто отдавали приказы, и дверь в комнату без стука распахнулась. — Фу-у, чем это у вас… дезинфекцию, что ли, устроили? Да не суетись ты, Лерка, я не смотрю, — загремел с порога заспанный начальник безопасности, за спиной которого по коридору мельтешил возбужденный народ. — Женя, в чем дело? — сразу насторожился дед. — Птах! — мужчина оглянулся в коридор и понизил дрожавший голос. — Он их главного порешил! Глава 2 МАТЬ Как это обычно и бывает, простое недоразумение, пропущенное через множество словоохотливых языков, разрослось до размеров смертоубийства. Птах действительно пробрался в отведенное гостям помещение в дальнем конце бункера, но не хотел никого убивать. Его целью был прислоненный к стене рюкзак Ежи, туго набитый морскими картами. Аккуратно сложив из них кучу прямо на полу, прикрытом стертым ковром, Птах благоговейно поднес дрожащее пламя карбидки к распечатке фрагмента Антарктики. |
