А если Гермия возьмется за оружие, то на этот раз великолепное владение клинком не спасет её от смерти.
Боги пока благоволили ему, было хоть и пасмурно, но безветренно, и снег не падал, и киммериец только направлял оленей, поглядывая вперед, не появится ли на снегу черная точка. Но, видимо, олени, которых Кунанбай дал Гермии, действительно были самыми быстрыми.
Прошел ещё один день, а сани колдуньи так и не показались впереди. Пришлось заночевать во второй раз. Это несколько обеспокоило Конана, потому что до Красной горы, по словам Ток-тогула, было всего три дня пути, и может случиться так, что он доберется слишком поздно.
Однако Гермия приготовила киммерийцу небольшой сюрприз. На следующее утро, едва он покинул свой бивак, олени вдруг замедлили бег и через несколько шагов встали. Варвар, соскочив с саней, подбежал к животным. Они спали, и как ни пытался он их расшевелить, не желали просыпаться.
«Вот сука! — выругался киммериец, припомнив, как то же самое случилось с конями воительниц. — Опять заколдованный круг».
Ему пришлось распрячь оленей, перетащить на плечах на то место, где чары не действовали, и снова запрячь. За день он был вынужден это проделать несколько раз, поминая недобрым словом Нергала и даже других, куда более приличных богов. Но после полудня, когда он проделывал это в последний раз, далеко впереди показалась вершина большой горы.
«Неужели? — обрадовался Конан. — Красная гора! Догоню, теперь ведьма от меня не уйдет, клянусь Солнцеликим!»
Олени, словно чувствуя за собой вину, быстро мчались по снегу, и гора росла буквально на глазах. Скоро стало ясно, видно, что такое название ей дали не напрасно — кое-где слой снега был сметен ветрами, и большие рыжевато-бурые пятна четко выделялись на белом фоне. Чуть позже Конан заметил впереди темное пятно, и сердце его радостно забилось.
— Не уйдешь! — крикнул он, хотя понимал, что с такого расстояния его слова колдунья не услышит.
Киммериец безжалостно погонял своих оленей, но когда они встали и свесили головы в очередной раз, он не стал их выпрягать, а побежал к горе. Он мчался изо всех сил, стараясь не упустить из виду маячившие впереди сани Гермии.
Стало жарко, и варвар сбросил сначала куртку, потом меховые штаны и остался в старой легкой одежде. Пар валил от него, как от скакуна, но Конан, стиснув зубы, бежал и бежал вперед, как будто за ним гналась стая голодных волков. Он почти догнал колдунью, но когда её сани остановились у подножия горы, она оглянулась назад и увидела бегущего варвара. До неё ещё было шагов двести-триста. Киммериец припустил быстрее, грозя ей кулаком, но Гермия, не обращая на него внимания, спрыгнула с саней и исчезла из виду. Через некоторое время Конан добежал до того места, где видел колдунью в последний раз, но нашел только пустые сани и шестерку оленей, — наверное, они наслаждались отдыхом после долгой скачки.
«Куда же она сгинула?»— лихорадочно соображал варвар, оглядывая снег.
— Не уйдешь! — он заметил цепочку узких следов, огибающих подножие Красной горы.
Киммериец бросился по следам колдуньи, и те вскоре привели его к узкой расселине в толще скал, куда он еле протиснулся. Пройдя несколько шагов, он наткнулся на железную дверь.
— Открывай, сука! — Конан так шарахнул кулаком по двери, что она загудела, словно барабан.
Из-за неё послышался короткий смешок, а потом из щели под дверью с гудением вырвался язык пламени. Варвар едва успел отпрянуть.
— Ты ещё пожалеешь, что пренебрег мной, дикарь! — донеслось изнутри, потом раздался быстрый топот ног, и все стихло.
— Мерзавка! — Конан огляделся в поисках чего-нибудь подходящего для взлома, но вокруг были только снег, да камни. |