Бог закрыл глаза, некоторое время было тихо. Наконец, он начал вещать:

— Берег моря… горы, дальше степь, скудная степь… холодно, маленькие деревца на горизонте, каменная гряда… женщины с оружием, могучие женщины, одни женщины… снег, много снега и льда, солнце низко-низко над горизонтом целый день… больше не вижу ничего.

Идол вздохнул своей каменной грудью, провел рукой по лбу, словно смахивая пот после тяжелой работы.

— Остальное определи сама, в твоих книгах ты можешь узнать про это место, а я не могу сказать ничего больше. Я устал. Я очень устал и хочу спать. Спать мне пора, понятно, маленькая сучка?

Огонь в плошке догорал, и, словно умирая вместе с ним, стены подземелья начали стремительно съеживаться, теряя свой блеск. Каменный бог тоже уменьшился до прежних размеров, только рука его не успела вернуться на место, как раньше, и так и застыла, прислоненная ко лбу. Через несколько мгновений все стихло, огонь блеснул последний раз и погас…

* * *

— Пока меня не будет, ты должен присматривать, чтобы все здесь было в порядке. — Колдунья, сидя за столиком, отщипывала одну за другой крупные зеленые виноградины и диктовала склонившемуся перед ней Саятбеку, что надо будет сделать в её отсутствие.

— Я буду следить за тобой издалека, — припугнула она своего подручного, — и, если прогневаешь меня… сам знаешь, что с тобой будет.

Толстяк закивал головой, молитвенно сложив руки на груди.

— Не сомневайся, госпожа, все будет исполнено, клянусь Вечноживым Таримом, пророком нашим.

— Иди, — махнула рукой Гермия, — мне надо собираться в путь.

Глава 8

— А ты где служил? — спросил Саудан высокого худощавого мужчину со шрамом на левой щеке.

— Проще сказать, где я не был, — усмехнулся тот. — Не сомневайся, хозяин, я опытный боец.

В доказательство своих слов он вытащил длинный кривой клинок и ловко завертел им, изображая выпады фехтовальщика.

— Я с ним участвовал не в одной схватке, — подтвердил Бахтар, сидевший рядом с Сауданом на заднем дворе дома Джемаха.

Капитан отбирал из приведенных к нему Бахтаром людей наиболее искусных воинов для своего корабля. Двоих он забраковал сразу, потому что они никогда не выходили в море, а остальные, пожалуй, могли подойти — приятель не обманул его и привел с собой действительно опытных бойцов.

— Ну, а ты что можешь? — спросил он у высокого стройного юноши с черными, как уголь, глазами.

— Все, что угодно, хозяин, — ответил тот. — Смотри.

Он вытащил кинжал и, слегка размахнувшись, бросил его в направлении чинары, стоявшей в дальнем углу двора.

До дерева было шагов двадцать, но клинок, блеснув словно молния, под одобрительные крики зрителей, столпившихся возле капитана, воткнулся точно по центру ствола. Юноша подошел к чинаре, вырвал кинжал и, отойдя на прежнее место, снова бросил. Просвистев в воздухе, клинок снова вонзился в ствол — причем в то же самое место. Толпа, ахнув, застыла в восхищении — собравшиеся здесь люди понимали толк в этом деле.

— Да, — почесал в затылке Бахтар. — Такого я, пожалуй, ещё не видел.

— Плавал ли ты на кораблях в открытом море? — спросил Саудан, на которого искусство юноши тоже произвело сильное впечатление.

— Не один раз, — с поклоном произнес юноша. — Я из Зингары, зовут меня Герард.

По манерам юноши было видно, что он не из простой семьи, но Саудана, в общем-то, это не трогало — он ведь нанимал солдата, а в этом ремесле парень, похоже, был весьма искусен.